Виктор Косенков - Моя война

Твоя Кали.

P.S. Обратно не пиши. Меня уже не будет в Париже. Полагаю…

На квартире у Али ничего не изменилось. Открыв двери, я некоторое время прислушивалась, словно стараясь понять, куда же я попала после бурной стрельбы, бегства, спасения неизвестно кого. Тот ли это город? Те ли это люди вокруг меня?

Где-то в дальних комнатах кричали дети, из кухни тянуло чем-то вкусным и мясным. На стук двери из комнаты высунулась младшая жена Али, темные глазки влажно стрельнули по мне, она улыбнулась одними губами и спряталась.

Проходя мимо нагромождения мебели, я краем глаза увидела, как она крутится у себя в комнате перед зеркалом. Кроме легкой набедренной повязки из плотной ткани, на ней ничего не было. Свет, проникающий в комнату через жалюзи, превращал ее гибкое смуглое тело в подобие зебры. Видимо, Али Рашид должен был вернуться с минуты на минуту. Его ждал вкусный обед и кое-что сладкое на десерт. Стараясь не шуметь, я прошла мимо.

— Послушай, я могу выдернуть нужного человека только часа через три.

Теперь у Ханзера включено видео, и я могу видеть его всклокоченную черноволосость. На его лбу повисли капли пота. Кажется, ему пришлось постараться. Из динамика доносится квакающая музыка, лицо Рамаля освещается вспышками красного и синего, иногда по нему проскакивают черточки лазеров. Он или на дискотеке, или в каком-то клубе для низкоуровневой богемы.

— А быстрее?

— Быстрее никак, — он морщится. — Специалист, который тебе нужен, сейчас не сумеет ничего сделать. Он даже говорить сейчас не может. Эти — выразительное движение губами, словно Ханзер собирался сплюнуть, — ни о чем не думают. Была бы моя воля, я не тащил бы тебе такие отбросы.

После операции с девочкой, отправкой ее в Индию и подсчетом затраченных для этой операции средств Рамаль стал относиться ко мне с большим пиететом.

— Мне нужны как раз отбросы, в этой сфере именно отбросы разбираются больше всего.

— О да, — сморщился Рамаль, — этот среди отбросов самый разбирающийся.

— А что с ним не так? Пьян? Накурился?

— Не могу сказать точно, — Ханзер покосился куда-то в сторону. — Возможно, что и то и другое. В любом случае, он старался и делал это до состояния полной неподвижности.

— Тогда он и к утру не очнется.

— Очнется. С минуты на минуту должны подойти мои ребята, мы его унесем и поможем ему прийти в себя. Я сообщу, когда мы будем близко к тебе. Может быть, немного задержимся, но ненадолго.

— Хорошо.

Рамаль кивнул и отключился.

Этот разговор проходил три с половиной часа назад. Ханзер, видимо, задерживался. На город опустились вечерние сумерки, Париж зажег все свои фонари, спасаясь от подступающей темноты. Я не стала зажигать огня в комнате, тем более что из окна проникало достаточно света. Погода к вечеру заметно испортилась, небо потяжелело, затянулось дымкой и низкими тучами. Городской свет, отражаясь от поверхности облаков, возвращался назад к улицам, от которых недавно убежал.

Из Парижа надо было уезжать. И куда-нибудь подальше. Конечно, с одной стороны, проблем с законом у меня быть не должно, мое оружие зарегистрировано, пустила я его в ход в допустимой обстановке, защищая собственную жизнь. Пойди разбери, кто там первый начал стрелять! А тот факт, что я покинула место происшествия, тоже вполне объясним. Да и трупы, скорее всего, испарились вместе с нападавшими.

Но это всего лишь мои рассуждения. А если игра шла по-крупному, то вполне можно допустить, что на мои поиски отрядят и местную полицию. Все может быть.

Значит минимум —.обычная поисковая партия наемников. Максимум — те же, плюс полиция.

Достав из кобуры пистолет, я осмотрела его. Когда нечего делать, лучше задуматься о собственной безопасности.

Из спальни Али доносились негромкие голоса и едва слышная музыка. Кажется, там танцевали, и я даже знала кто. Али вкушал свой десерт…

В полутьме комнаты, на белой ткани, черный пистолет выглядел, как выжженное отверстие…

Ритмичные “скрип-скрип”. Пока в тишине.

Я отжала защелку назад до отказа и вытащила магазин.

Та, что за стеной, всхлипнула и застонала. Словно в ответ, он зарычал…

Щелк. Пустой патронник глянул в темноту моей комнаты. Щелк. Назад.

Скрип-скрип. Скрип-скрип. Несколько слов по-арабски. Что-то изменилось за стеной, в стоны добавился новый звук. Более низкий женский голос ахнул, звонкий голосок зазвенел смехом.

Я оттянула спусковую скобу вниз, чуть перекосила влево и нажала до упора. Придерживая скобу указательным пальцем, отвела затвор назад, чуть приподняла его. Пружина толкнула сталь вперед, и затвор остался в моей руке.

Теперь за стеной стонали уже две женщины. Им вторило глухое рычание мужчины. Жены медленно, но верно будили в своем муже зверя, самца. Где-то там, за тонкой перегородкой сплетались смуглые тела, горел темный огонь.

С легким стуком спусковая скоба встала на место.

Снова арабский. Снова скрип. Стоны.

Пружина, вращаясь, не торопясь, поползла со ствола

Скрип-скрип-скрип… Я ощутила кожей, как незримо вспыхнуло и загорелось в соседней спальне! Младшая жена Али уже не стонала, она вскрикивала в голос, отдаваясь целиком и полностью, взрывоопасно, как умеют отдаваться только восточные женщины, впиваясь ногтями в кожу любимого человека, раздирая простыни, захлебываясь криком.

Капля масла. Мягкой тряпочкой вдоль ребристой стали. Почистить. Еще. Проверить, не попала ли грязь. От исправности этого механизма слишком много зависит…

Когда я начала надевать пружину на ствол, за стеной закричала уже другая женщина. Али коротко крикнул, словно его жизнь оборвалась в этот момент, когда я, с негромким щелчком, вставила на место магазин.

В квартире наступила тишина. Мне показалось, что я слышу, как в своей спальне дети Али Рашида чутко прислушиваются к происходящему и неровно дышат от непонимания, смешанного с предчувствием чего-то важного. Им хочется смеяться, но они не знают почему.

Даже город затих. Весь мир вокруг замер и я, боясь пошевелиться, ждала, что же будет… Такое было со мной только один раз, когда-то давно, еще в детстве.

За окном зашипело, вспенилось, ударило звонко и разудало! Пошел дождь. А вслед за ним мне по ушам ударил звонок.

Рамаль Ханзер стоял внизу, у подъезда, и четверо хмурых арабов в черном держали под локти человека с длинной, желтой бородой, тот висел на их руках лицом вниз, борода мокла в луже. На плече у Рамаля болталась увесистая сумка из коричневой армейской синтетики.

— Это лучший, — брезгливо сказал Рамаль, пнув под ребра желтобородого. — Животное. Я сделал все. Он даже начал разговаривать, но на ноги не встал.

— А почему сейчас молчит?

— Уснул. Если хочешь, я могу подогнать кого-то из наших. Уровнем пониже, может быть, но трезвых.