Лев Жаков - Охотники на мутантов

Про себя улыбаясь горячности Цыгана, Настька покачала головой, и сталкер заговорил вновь:

– Этого никто точно не знает, но она все вещество будто растапливает и перемешивает. Земля под ногами такой вязкой становится, и ты как в болото… Органику не трогает, но если провалишься и выбраться не успеешь – «Зыбь» застынет, и ты в ней останешься, зацементирует лучше всякого бетона. Проваливаюсь я, в общем, в нее ногой, а перед глазами в это время всякая дрянь вертится, и я вроде как не понимаю, что это «Зыбь». Но провалился-то все же именно ногой, и в голове сразу: «Наши ноги и челюсти быстры – почему же, вожак, дай ответ, – мы затравленно мчимся на выстрел и не пробуем через запрет?» – и я, услышав это, как бы выныриваю из бреда. И вижу, что я «Зыбь» включил. А контролер сидит совсем близко, в двух шагах, на камне, и лыбится. Как я тогда выбрался… до сих пор сам себе не верю, что сумел. «Зыбь» ведь не просто перемешивает все, она при этом еще и растет. Одной ногой встал – считай, весь уже там. И под ботинками становится зыбко, мягко – не выпрыгнуть. То есть когда «Зыбь» мелкая, то можно, мне же попалась глубокая, провалился чуть не по пояс. Но небеса подсказали, прям озарение какое-то… В голове крутится: «Я из повиновения вышел за флажки – жажда жизни сильней!» – а тело в это время само все сделало, я даже испугаться не успел. Верней, испугался, но уже потом, когда понял, чего избежал… Короче, там так получилось: «Зыбь», когда я ее включил, разрослась аккурат до этого камня, на котором контролер на корточках присел. Я, значит, снял любимый «G-36» с шеи, за приклад взял, ремень на шею ему быстро накинул, рванул черта на себя, уронил в «Зыбь», на него вскочил и прыгнул на камень. Потом еще дальше по коридору отбежал для верности… Оглянулся – а «Зыбь» застыла уже. И контролер в ней по самые уши. И так он на меня смотрит… – Рамир вытер вспотевший лоб. – Дергается, пытается выбраться, а никак. Аж пузырится от усилий. Раз дернулся, другой, понял, что пропал, – и на меня взглядом такую волну покатил… Ненависти, понимаешь? Омерзения и ненависти – жгучую такую, ядовитую. Меня будто кипятком ошпарило, а потом схлынула волна, но следы ее остались на мне. – Он быстро оглянулся на Настьку. – Ничего не чувствуешь, а? Как будто пленка на мне невидимая прилеплена… Когда человек подходит любой – мне кажется, что пленка вроде как мерцает, хотя ничего не видно. И кожу будто покалывает, кончики пальцев тоже, мочки ушей иногда чесаться начинают… Странное такое ощущение. Это то, что я чувствую, – а люди тут же с лица спадают, краснеют, бормотать что-то начинают… ну и убегают куда подальше. – Рамир вздохнул. – Не сразу я сообразил, что к чему, но когда уж понял – ясно стало, что контролер в этом виноват.

Они вышли из очередной ложбины, и Настька, поравнявшись с Рамиром, взяла его за руку.

– За что же тебе такое наказание? – грустно спросила она.

– Да я вот и сам думаю, – нахмурился Цыган. Опять накатил стыд, и он отвернулся, помрачнел, говорливость его иссякла. – Ладно, Кипяток – он при смерти был, истощенный, и крыша у него поехала уже в той клетке, потому он на меня не реагировал. Страх ему мешал мое проклятие ощутить, ужас перед бюрерами и тем, что они его сожрать Должны. Но ты… удивительно все же, почему ты ничего не ощущаешь? Может, это связано как-то с тем, что ты местная? Ну, родилась здесь… Дитя Зоны. Они здесь все странные, у них бывают отклонения…

Она отдернула руку.

– Я нормальная! Я не дитя Зоны, а… а человеческое дитя!

– Да нормальные-то люди меня боятся.

– И хвоста с рогами у меня нет! Еще раз скажешь, что я странная, так я тебя… – Она подняла кулаки.

Рамир невесело рассмеялся.

– Ладно, понял. Но только в Зоне всякие странности, наоборот, к лучшему. Полезны твои особенности могут быть, непонятно разве? Слушай, я на самом деле просто поражаюсь тебе. Могильник – такое место, что никто ничего про него толком не знает. Я сам себе не верю – иду тут с тобой по этому чертову Могильнику, живой… да это кому расскажи из сталкеров – не поверят! А если у тебя способности есть, то тебе в Зоне самое место…

Девушка насупилась.

– Нет уж, я тут жить не собираюсь, как дядя Василь, – отрезала она. – Я в большом мире останусь. Вот схожу до деревни, с Боргом поговорю и тут же обратно. Интернат закончу и все-таки поступлю в ветеринарный! – Она взмахнула рукой. – Вот так, поступлю! Подумаешь, менеджеры больше получают. Зато я животных люблю. Мне нравится их лечить… – Она покраснела и опустила голову , смущенная своим порывом.

А Рамир, наоборот, побледнел. Не бывать тебе дома, не окончить школу… Что сказала бы на это Ма? Сколько усилий она приложила, чтобы цыганского оборванца вывести в люди. Старая цыганка умерла бы со стыда, если бы знала, что ее любимый внук… И ведь не деться уже никуда – Умник со своими людьми ждет, он не выпустит Цыгана из Могильника живым, если тот не приведет девушку.

Земля под ногами дрогнула – Настька пискнула, Рамир отпрыгнул, пригнувшись, широко расставил ноги. Она качнулась вновь, снизу донеслось утробное ворчание.

– Что это?! – выдохнула побледневшая девушка.

Сталкер поднял руку, показывая ей, чтоб молчала, и замер в напряженной позе. Урча и бурча, земля покачивалась, шла мелкими трещинами, трава шевелилась.

– «Брюхо», – сказал Цыган, делая осторожный шаг. – За мной иди, вперед.

– Брюхо? – обескураженно повторила Настька, неловко шагая следом. – Вправду, как по брюху идешь… И вроде, – не сдержавшись, она хихикнула, – вроде у него несварение желудка, расстройство, у этого брюха.

– Ага, смотри, чтоб у него понос не начался, – пробурчал сталкер, не видевший в ситуации ничего смешного.

Утробные звуки из-под земли стали громче, почва покачивалась и вздрагивала. Цыган шел, как моряк по палубе корабля в легкий шторм, Настька ковыляла за ним, широко расставляя полусогнутые ноги. В какой-то момент качнуло так, что она чуть не упала, ухватилась за спутника сзади и чуть не опрокинула его. Она ожидала, что Рамир сразу рассердится, как Лесник, но он лишь пробормотал:

– Осторожно, осторожно…

Что-то было с ним не так, Настька чувствовала это – новый проводник будто смущался, как если бы… как если бы ощущал себя виноватым перед ней, вдруг поняла она. Но почему, из-за чего? Ведь он, наоборот, ее спас и решил не убивать! Рамир не обманывал, она чувствовала – он не станет ее трогать…

Снизу донеслось протяжное клокотание, потом что-то громко булькнуло.

– Дядя Рамир… То есть Рамир! – позвала она, цепляясь в его ремень. – Да что же это такое?

Не оглядываясь, он пожал плечами.

– «Брюхо», так называют.

– Но что это за «Брюхо»?

– Не знаю. И никто не знает, по-моему. Это же Могильник, здесь все еще более странное, чем в Зоне вокруг. Что-то там живет в земле… Или, может, сама земля изменилась из-за аномальной энергии? Может, прямо под нами когда-то что-то закопали большое, и потом оно… оно…