Вадим Проскурин - Гнездо индюка

— Глупая шутка, — сказал Зак.

— Тебе виднее, — пожал плечами Джон. — То, что я тебе даю — копия, у меня есть оригинал документа, там пропущенные цифры на месте, в остальном он ничем не отличается. А насчет экспертов — местонахождение этого пласта не сможет определить никто. Этот пласт н аномален, это написано в другом документе, который я тебе пока не дам, потому что на его основе определить местонахождение таки можно. Короче, так. Ты показываешь эту писульку экспертам, они оценивают правдоподобие, ты убеждаешься, что я тебе не лгу, и докладываешь Стивену. Говоришь ему, что завербовал человека в доме Адамса, который имеет доступ вот к этому. Дальнейшие выводы Стивен сделает сам. Вошла Алиса, притащила пачку бумаг.

— Осторожно, они пачкаются, — предупредила она. — Только что отпечатали.

— Почему так долго? — спросил Джон.

— С принтером что-то не в порядке, — сказала Алиса.

— Принтеры — артефакты очень ненадежные, — заметил Зак.

Зак бегло просмотрел фотографии. Вот они сидят в едальне за столом, мирно беседуют, улыбаются чему-то. Вот Джон распахнул калитку и вежливо пропускает Зака вперед. Вот Алиса сидит в кресле, а Зак стоит перед ней, как перед Стивеном на докладе.

— Камера в этой стене? — спросил Зак.

— Уже нет, — ответил Джон. — Запись прервалась, когда Алиса вышла из комнаты, это был сигнал. Продолжение нашего разговора Герману знать незачем.

— И то верно, — сказал Зак и вытащил из кармана зажигалку.

— Дурью не майся, пожар устроишь, — посоветовал Джон. — Сам подумай, среди всех улик эти фотографии — сущая мелочь. Ну, сожжешь ты их, так Длинный Шест еще распечатает. Возможно, конечно, что принтер сломается, но скорее все же не сломается. Если он триста тысяч дней проработал…

— Миллион дней, — уточнил Зак.

— Триста тысяч, — возразил Джон. — Межвременье было короче, чем принято считать.

— Не буду спорить, — сказал Зак. — Ну, так мы договорились? Тогда я пойду.

— Не торопись, — сказал Джон. — Надо договориться, как ты мне документы передашь.

— Какие документы? — спросил Зак.

— Насчет электростанции, — объяснил Джон. — Иначе получится, что ты меня завербовал, а я тебя нет, а это неправильно. Должен же я Герману что-то доложить. Да и мне самому будет интересно в деталях разобраться. И поторопись с этим, а то как бы ситуация из-под контроля не вышла. У Адамса бойцы в полной боевой готовности, у Тринити тоже, сцепятся сдуру…

— Хорошо, — сказал Зак. — Завтра не обещаю, но послезавтра точно сделаю. Передачу организуем так…

Бишоп Вольдемар Марволо считал себя человеком умным, решительным, целеустремленным и высокоморальным, отличным руководителем и достойным пастырем. А особенно он гордился своей памятью на лица. Стоило какому-нибудь человеку или орку привлечь его внимание, как лицо этого человекообразного навсегда откладывалось в памяти его святейшества, и при каждой следующей встрече отец Вольдемар моментально вспоминал, где, когда и при каких обстоятельсвах встречал этого человекообразного раньше. Бывало, идешь по базару, скользишь рассеянным взглядом по лицам и мордам, а в голове так и щелкает: этого орчилу кнутом били за то, что гнилую картошку продавал, эту самку сто дней назад уже продавали, только она ухоженнее была и зубы были целые, этот стражник на исповеди нечто важное сообщил… Ну и так далее. Древние называли такую память эйдетической и считали даром богов. Отец Вольдемар принимал этот дар как должное. В самом деле, почему бы богам не предоставить хороший, годный дар такому замечательному и талантливому человеку?

Вот и сейчас отец Вольдемар чинно шествовал по людной улице, благословлял просивших того прохожих, а иногда не благословлял, вот, например, одного чиновника не благословил, а пожурил отечески:

— Ты взятки так нагло не бери, попадешься.

— Какие взятки? — неестественно изумился чиновник. Отец Вольдемар остановился и стал считать, загибая пальцы.

— От Яна Чекерборда с Роуз-Стрит — раз. От Ричарда Глиттера с Акейша Авеню — два.

Чиновник взбледнул лицом и поспешил скрыться, не дожидаясь продолжения. Отец Вольдемар проводил его добродушным жизнерадостным смехом. Он любил пугать людей. Он знал, что многие втайне считают его колдуном, продавшим душу Сэйтену, и это ему льстило. Люди в своей массе глупы, почти как орки, им невдомек, что при наличии хорошей агентуры и отличной памяти продавать душу Сэйтену незачем, почти вся необходимая информация доступна и так.

Внимание бишопа привлек один долговязый орк. Как-то слишком резко он изменил направление движения, и в ближайшую подворотню направился не потому, что собирался зайти в нее изначально, и не потому, что внезапно отлить приспичило, а потому, что чего-то испугался. Отец Вольдемар пригляделся к орку и в голове щелкнуло. Да это же слуга-наркоман того самого деревенского рыцаря, который так унизил бишопа в тот раз на базаре! Джон Росс того рыцаря звали, а его рабыню наглую — Аленький Цветочек. А этот раб свою кличку не назвал, так и простоял тихо в сторонке, но не потому, что хорошо воспитанный, а потому, что упоротый был. Тогда отец Вольдемар не смог ни рыцаря, ни рабов, но теперь один из этих рабов, кажется, попался. Отец Вольдемар обернулся к оркам-охранникам и приказал:

— Вон того, что в подворотню сунулся — взять!

— Основание? — уточнил орк по кличке Болотный Опоссум.

— Наркоман, — объяснил отец Вольдемар. И негромко добавил: — Его хозяина зовут Джон Росс, он меня оскорбил на базаре, ты должен помнить.

Болотный Опоссум присвистнул и обернулся к двум подчиненным, шествовавшим сзади.

— Вон того орчилу длинного берем жестоко, — приказал он.

Орки расчехлили дубинки и ринулись вперед: Болотный Опоссум на острие клина, два других — по бокам. Прохожие так и прыснули в стороны. Когда слуги его святейшества вершат правосудие, надо отойти и не отсвечивать, потому что никто не будет смотреть, орк ты или человек. Попался под горячую руку — сам виноват. Только один орк не ушел с дороги. Улыбнулся до ушей и провозгласил:

— Кого я вижу! Болотный Опоссум! Как я рад тебя встретить, дружище! Ваше святейшество! Приветствую вас со всем почтением!

Этот орк был высок, широкоплеч и казался опасным, но дубинки при себе не имел, а имел небольшую холщовую сумку через плечо. В голове отца Вольдемара щелкнуло: Тяжелый Танцор, дом Тринити, боевое братство.

— Уйди с дороги, Тяжелый Танцор! — повелел бишоп. Тяжелый Танцор улыбнулся и сказал:

— Если дорога вашего святейшества не ведет вон к той испуганной обезьяне, я буду счастлив уступить ее вам. Не обезьяну, конечно, а дорогу.

— А если ведет? — спросил отец Вольдемар. Тяжелый Танцор виновато развел руками: