Константин Мисник - Война под поверхностью

Трое выживших после схватки у генераторного цеха валили всё на Прониса, говоря, что они не хотели уничтожать генераторы, а просто желали, чтобы их выслушали. На что Заргис резонно заметил, что для этого не надо было убивать двух человек и пытаться убить ещё двоих.

— Вы виновны в том, что участвовали в убийстве Горкиса и попытке убийства Муниса, дежурившего на воротах, — сказал глава Совета. — И в том, что после этого вы не ужаснулись содеянному, а продолжили выполнять приказы Прониса. В результате чего погиб Базис и был ранен Радис. Я не сомневаюсь в вашей вине.

Никто не выступил в их защиту. После этого решили выслушать Прониса.

Тот особо не изощрялся. Сказал, что да, он хотел взорвать генератор, но он был одурманен рыбой, которая воздействовала на него и полностью парализовала его волю. И во всех убийствах виновата тоже она. А он был лишь игрушкой в её руках и не осознавал, что делает.

После этого вновь выступил глава Совета:

— Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы рыба могла загипнотизировать человека не то чтобы на день, а хотя бы на несколько часов? Хотя бы на несколько минут? Я не слышал. И никто не слышал, потому что этого нет. Человек подвержен мозговому воздействию филии лишь тогда, когда он находится рядом с ней, в непосредственной близости. Когда оба объекта расходятся, воздействие не то чтобы ослабевает, а пропадает вовсе. Так что все слова Прониса — обычная ложь человека, страшащегося отвечать за свои поступки. Он полностью отдавал себе отчёт в том, что делает, и творил все свои преступления сознательно. Мы могли бы ещё ему поверить, когда он убивал людей в загоне. Но когда он вошёл в генераторный цех с бомбой и убил дежурного, рядом не было филии. И уже довольно давно. Так что за всё содеянное я требую для него высшей кары. Как вы помните, несколько месяцев назад мы уже простили его. И вот что мы получили в результате. Мы все едва не погибли. На этот раз ошибки быть не может: Пронис должен быть осуждён.

Пронис лишь криво усмехнулся на эти слова главы Совета, но ничего не сказал. После этого слово взял Птунис:

— Я хорошо понимаю, что часть вины за происшедшее лежит на мне, ведь это я тогда попросил, чтобы виновных в нападении на нас в кабинете Питриса помиловали. И вот что я хочу сказать: я не жалею, что тогда поступил именно так.

Птунис дождался, когда гул возмущённых голосов в зале стихнет, и продолжил:

— И объясню, почему. В тот раз мы помиловали не одного Прониса, а полтора десятка человек. Мы сохранили эти жизни для колонии, и я рад этому. Из них лишь один поддался на уговоры Прониса и преступил законы Ружаш ещё раз. Мне жаль его, но он уже получил своё и пал от руки Радиса. Остальные остались верны Ружаш, и в этом я вижу свою главную заслугу. Ну а что до Прониса…

Зал напряжённо застыл. Все затаили дыхание.

— В тот раз мы должны были помиловать всех или никого, ведь все были виновны одинаково. Хотя сознаюсь, в душе я побаивался, что обо мне подумают плохо, если я потребую его изгнания, ведь все знали о нашей вражде. Но тогда дело касалось только меня одного. Теперь же он покусился на жизнь всех людей, на существование всей нашей колонии. И так же, как глава Совета, я прошу для него высшей меры наказания.

Птунис сел. Зал одобрительно заворчал. Зосис, как обычно ведущий заседание, предложил перейти к голосованию.

По первым трём решили единогласно, — всех приговорили к изгнанию. Никто не сомневался, что так же поступят и с Пронисом. Но когда Зосис предложил голосовать по нему, снова попросил слова глава Совета.

— Когда я требовал для Прониса высшей меры наказания, я имел в виду вовсе не изгнание, — произнёс Заргис.

В зале наступила тишина. Внезапно побледневший Пронис повернул голову и злобно посмотрел на говорившего.

— Но ведь это самое суровое наказание, — робко сказала со своего места Ароша. — Самая высшая его мера. Другого у нас нет.

— Есть, — ответил Заргис. — Просто его давно не применяли. Точнее сказать, применяли всего один раз и уже успели забыть об этом. Но я напомню. В законе Ружаш, созданном в самом начале существования колонии, записано, что к человеку, поставившему под угрозу само существование колонии или жизни большинства его обитателей, должна быть применена высшая мера наказания — смертная казнь.

Тишина в зале стала гробовой.

— Двести лет назад такой прецедент был. Колонист, дежурящий в насосной станции, неосознанно, повторяю, неосознанно, поставил под угрозу жизнь всей колонии. Он просто проявил безответственность. В результате после суда он был казнён. И все колонисты проголосовали «за». Потому что этого требовали обстоятельства. Потому что таков был закон. Этот же человек, — он указал на Прониса, — действовал вполне сознательно. Он был полон такой злобы, что готов был погубить ради этого всех нас. Я считаю, что он должен быть казнён. Предлагаю голосовать.

— Я против, — встал Птунис. — Изгнание — это почти смертная казнь. Вероятность, что он останется жив, ничтожно мала, особенно после того, как мы сообщим о его делах в другие колонии. Она практически равна нулю, и вы все об этом знаете. Я предлагаю не осквернять своих рук кровью, даже если это кровь — его, — он, не глядя, вытянул руку в сторону обвиняемого. — Вы знаете моё мнение, я считаю, что нам нельзя убивать себе подобных, иначе мы скатимся в пропасть. Решайте, люди.

— Подумайте вот над чем, — вновь встал Заргис. — Радис убил троих человек. Убил сознательно, защищая колонию. И все считают его героем. Я тоже так считаю, но факт остаётся фактом: убийство человека человеком состоялось. И оно одобряется всеми, если этим защищает жизнь других людей. Если мы казним Прониса, мы этим защитим не себя. Мы защитим другие колонии, в которых он может потенциально объявиться. Ведь шанс выжить у него остаётся. Это Птунис сам признал. И как мы сможем потом спокойно спать, если этот человек, одержимый злобой ко всем людям, случайно объявится в какой-либо другой колонии. Вы понимаете, что он может там натворить? И если это случится, кто из вас сможет после этого спокойно спать? Я уверен, немногие. Так что думайте. Время у нас есть.

Все молчали, переглядываясь друг с другом. Тапис сидел спокойно, лишь глаза его неестественно блестели, да костяшки пальцев, которыми он сжал подлокотники кресла, побелели от напряжения. Зорица подалась вперёд, впившись ненавидящим взглядом в спину Прониса. Она знала, что он уже раз хотел убить её мать и отца, и теперь молилась о том, чтобы предложение главы Совета было принято. Иначе…

Иначе они с Таписом сделают всё сами, как и договорились. Проникнут ночью в помещение, где держат Прониса, а потом… У них у обоих есть ножи, и они уже научились ловко ими пользоваться. По крайней мере, она слышала, как отец, обучающий её рукопашной, говорил Герфису, когда думал, что она их не слышит, что Зорица очень хороша в бою. И когда вырастет, будет драться не хуже своей матери. А то, что её мать была одной из лучших, признавали все, даже Радис.