Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны

Вопрос из зала: Госпожа Кузьмичева, а если вам предложат инициацию, вы согласитесь?

А. К. (улыбаясь): Можно обойтись без условного наклонения. Мне предложили. Я согласилась. Это будет еще не завтра, подготовка — дело сложное, но…

Ведущий: Госпожа Кузьмичева, в свете этого, не могли бы вы сказать, каков ваш А-индекс?

А. К.: До недавнего времени — 75. Я агнец. Нижняя граница.

Ведущий: Наше время подходит к концу. Госпожа Кузьмичева, хотели бы вы что-то сказать залу?

А. К.: Да. (Серьезно.) Даже самая неприятная реальность не вредит нам так, как миф. Я знаю множество людей, которые боятся следовать своим лучшим импульсам из страха быть потребленными. Калечат себя. Калечат своих детей. И все это… только чтобы не признать, что старшие — естественная элита. Да, естественная. Но они тоже несовершенны. Они следующая ступень эволюции, но пока страшно неуклюжая, неотработанная, с очень низким КПД. Как первые колесные пароходы. Можно бояться за свою жизнь, но не стоит бояться их самих — кто знает, на кого уже они будут смотреть с суеверным страхом лет через двести-триста? Может быть, на ваших детей.

Они сели в Знаменке ранним утром, еще затемно. Правил не нарушали, вели себя тихо. Раздвинули сиденья, опустили оконный ставень и лежали себе. Спали. А когда не спали, пили без продыху — так ведь это не запрещается, пока люди ведут себя тихо. Мало ли, может, у них горе какое.

Поэтому Антон, сунувшись по ошибке в их купе после Гайсина, только вдохнул перегар — и примостился в соседнем купе. А вот беременной женщине, взявшей билет в Виннице, места уже не хватило, и она принялась скандалить.

Антон терпеть не мог скандалов. И непонятных вещей. Тихие пьяницы в российских широтах ему раньше не попадались, все как-то больше шумные.

Кроме того, он впервые видел, чтобы люди столько пили. Особенно те, кто подражает варкам. В Москве такие предпочитали более интеллигентную отраву — «ледок», «хрусталик», старый добрый кокс… А из купе, когда дверь открывалась, разило так, словно они не только пили водку, но и купались в ней.

Кроме того, от затянутого в черную кожу парня несло не только перегаром, но и аптекой. Будь Антон простым пассажиром — он, скорее всего, не обратил бы на это внимания. Но он вот уже полгода как не мог позволить себе такой роскоши: не замечать мелочей. А это была не мелочь, это была опасность. Антон сильно наследил в Ростове, возможно, наследил и в Харькове… чем больше звеньев в цепочке, тем легче по ней идти.

Парень, тянущий под варка, снова вышел из купе и двинулся против движения поезда. Ресторан через два вагона, но там спиртное пьяному не продадут. Это не станция, где можно отговориться спешкой. И вообще, лишний раз светиться…

Подожди-ка. Вода. Они дважды покупали воду у проводницы. Не для подосиновика [44] Подосиновик — жаргонное презрительное название для человека, копирующего внешность и манеры поведения ЛИФ. для второго. Жажда, бледность, круги под глазами, озноб… Пьян? Расскажите кому-нибудь другому.

Длинный вернулся. С большой упаковкой сока. Шел, покачиваясь и как-то дергаясь на ходу. И не тянул он под варка — он им и был! И когда шел в туалет, шатался не от водки — от солнечного света.

Нелегальная инициация? Прямо в поезде? Да с ума они сошли, что ли?

Антон подключился к Сети. Связь была паршивая, но в Виннице стабилизировалась, и Антон успел скачать ленту новостей. Прочитал и понял — нужно сходить. На ближайшей станции. Добираться до Львова и делать новые документы, потому что даже если «Омега» еще не сидит у этих двоих на хвосте, то сядет обязательно. Через считаные часы, если не минуты. И по всему их маршруту с метелкой и ситечком пройдется, и не только с электронными… любой его волос, любой его генматериал в этом чертовом поезде… Не во Львов, обратно на север, в Киев. И возвращаться сюда не раньше чем через месяц-другой… Это Гонтар они поймали случайно, на варка гензацепку не сделаешь, клетки отдельно от хозяина не живут, разлагаются. А я-то…

Екатеринослав. Гонтар. Газда. Человек и варк.

Антон откашлялся и предложил беременной обменяться билетами. И только потом вспомнил, что следующая-то остановка — через полтора часа.

Ему было страшно, ему было очень страшно. Если накроют с этими двумя, тогда конец. Но и сами эти двое… Зачем, зачем я это сделал? Он зажмурился, уткнулся головой в простенок между окнами, а потом еще два раза легонько стукнулся в него лбом. Некоторые водители-юмористы любят клеить над дверью микроавтобуса мишень с надписью: «Место для удара головой». Мне срочно, срочно нужно такое место…

Я это сделал, чтобы с этими двумя не пришлось разбираться беременной женщине. Или проводнику. А еще потому что… потому что я вдруг решил: я должен.

Но почему я так решил? Я спятил, вот оно что. Устал бегать, извелся и свихнулся.

Ну и ладно.

Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь открылась, резанула попса, от которой свело скулы, — лоу-поп-переложение украинских фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»

— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил варк, когда Антон вошел и закрыл за собой дверь.

— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина… а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?

Второй, что лежал на раскинутом сиденье, повернул в сторону Антона голову и раскрыл глаза, очерченные темными кругами. Точнее, один глаз — второй заплыл. Подбородок рассажен, губы вспухли — похоже, перед тем как перейти в тихую стадию, этот «пьяница» все-таки побывал в буйных. За все время поездки он покидал купе лишь однажды — вися на своем товарище, выбрался в туалет. Но именно он принял решение — легким движением ресниц показал белобрысому: да, пускай.

Сходится.

— Садись, — вздохнул варк. — Только не доставай.

Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону, прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл планшетку, открыл «Во имя желтого флага» и стал читать про осаду Пуэблы.