Александр Ян - Мир полуночи. Партизаны Луны

Из предварительной медицинской сводки Фихте знал, что жизнь Андрея полностью вне опасности и все, что ему требуется, — это отлежаться. Будучи в прошлом гонщиком, он знал также, что парень очень, очень легко отделался. В палате напротив лежал Штанце, в фиксаторах по самые уши: одиннадцать переломов на одних только ногах! Сам Фихте в дни бурной молодости дважды разбивал голову, а лицо… он потрогал шрам, пересекающий лоб, переносицу и щеку, — как его медики ни шлифовали, а «канавка» прощупывалась до сих пор. И тем не менее, увидев лицо Энея, сплошную маску из бинтов, услышав его шелестящую речь — губы порваны, челюсть повреждена, так что медики поставили ему ларингофон, как только оказали первую помощь, — Фихте ушел из палаты с тяжелым сердцем.

— Ему лицо придется клеить заново, — сказал он Ростбифу ночью, когда тот заявился в гостиницу под видом журналиста. — И… не верю я в наших мясников. Следы останутся, и погорит он на втором, ну третьем деле.

— Преимущество нашего положения в том, — сказал Ростбиф, отрываясь от планшетки, — что мы можем лечить парня легально. И трансплантат есть. Идеально подходящий. Завтра доставят. Глянь сюда, это баденская клиника. Подойдет?

Фихте наклонился к его планшетке. Да, контраст между снимками «до» и «после» впечатлял.

— Но… это же клиника для миллионеров.

— Мы на гауляйтере сэкономили? — поинтересовался Ростбиф. — Сэкономили. Мы на отходе и прикрытии сэкономили? Считай, уже. У нас две трети оперативной суммы — это не считая резерва — лежит на счетах. Плюс энеевские призы.

— А штаб?

— А штаб дал мне карт-бланш.

— Но не под это же…

— Пусть они мне это сами объяснят.

Фихте кивнул. Представить, как кто-то из штаба объясняется с Ростбифом по этому вопросу, он не мог.

— Тебе… тяжело, наверное? — спросил он вдруг.

— Нет, наверное.

Глаза у Ростбифа обычно карие, с зеленым ободком. Настоящие или клеенные — неизвестно. Смотреть в них в любом случае неуютно.

Фихте был очень простым человеком, искренне привязывался и искренне испытывал неприязнь… К Энею он за этот год успел привязаться. Черт дери, а кто к нему не успел привязаться? Кроме Штанце и его кодлы, естественно. И что к Ростбифу парень относится как к отцу, Фихте знал. И… «нет, наверное»? В особенности «наверное». Правду говорят — сдвинутый. Может, потому и работает так хорошо. Защита-то на нормальных людей рассчитана, даже у варков.

— Насколько я понял, парень вполне транспортабелен, — продолжал Ростбиф. — Так что тянуть не будем, постарайся завтра же организовать перевод в Баден.

Да, подумал Фихте, в каком-то смысле эта катастрофа — просто подарок судьбы. Никто не удивится, что мы суетимся и бегаем. Ни у кого не вызовет подозрений стремительный отъезд… Как по заказу.

— Сделаю, — сказал он, отключая от планшетки лепесток и пряча его в карман.

— Я вернусь недели через две. — Ростбиф прицепил планшетку на пояс. — Передай Андрею привет от меня.

Фихте кивнул. Не хотелось ему спрашивать, что еще варится у Ростбифа. Он ведь может и ответить — и что ты будешь делать с этим ответом?

Ростбиф навестил Андрея в Бадене через месяц. Тот все еще ходил в бинтах и нашлепках: операция шла не в один этап. Как оказалось, обратная трансплантация решала далеко не все проблемы. При снятии с донора и заморозке даже в лучшем случае необратимо гибнет около четырнадцати процентов нервных волокон, а пересадку-то делали дважды, а во время аварии, как оказалось, пострадали крупные нервы, и их полное восстановление было крайне проблематично. Доктор Хоффбауэр только что завершил самую тонкую часть работы: восстановление нервов вокруг глаз.

— А то, — улыбнулся Эней, глядя под ноги, — спал бы как ящерица. Или пальцами веки закрывал.

Он жил в городе, в пансионе — не то чтобы больничное содержание оказалось слишком дорогим: по сравнению со стоимостью операций это был мусор. Но больничная обстановка встала у Энея поперек горла на вторую неделю, и он сбежал из стационара, как только услышал, что в постоянном наблюдении не нуждается. Поклонницы не докучали: Фихте увез его без всякой огласки и положил анонимно. Не для полиции, конечно, анонимно, а для частных лиц. Полиция навестила его здесь раза три, да и теперь Ростбифа приняли за полицейского, хотя он предъявил документы страхового детектива.

— Ящерицы греются на солнце. Энергию добирают. Когда все это закончится, ты будешь выглядеть, как ты. Только мимика победнее.

Можно было исправить и это — за счет вживления искусственных волокон, но делать такой подарок СБ, конечно, не собирался никто. А вот в историю болезни отказ от вживления не пойдет. Наоборот, там спустя некоторое время обнаружится подробный отчет обо всех операциях и тестах. И расположение лицевых костей будет полностью совпадать с тем, что хранится в памяти медицинского компьютера мотодрома. Совпадать с данными покойного Савина, а не живого Энея. Это и была настоящая причина, по которой Ростбиф выбрал именно баденскую клинику. Хороших хирургов-косметологов много, но только на Хоффбауэра был настоящий компромат — добрый доктор время от времени оказывал услуга наркобонзам, так что он подменит данные — не в первый раз — и будет молчать.

— Когда с тобой закончат?

— Еще недельку нужно наблюдать, прижились нервы или нет. Но рвануть можно хоть сегодня.

— Тогда еще недельку. А потом ты поедешь отдыхать. Куда-нибудь подальше от прессы.

Эней слишком хорошо знал дядю Мишу.

— Что-то случилось?

— Нет, — улыбнулся Ростбиф. — Случится. Как раз дней через десять. Заседание штаба. И я собираюсь внести на нем одно предложение…

Эней не купился, как в детстве. Молча ждал, пока Ростбиф сам скажет. Или не скажет. Но дождался только вопроса:

— Андрей, как далеко ты за мной пойдешь?

— Ты же знаешь, дядя Миша. До конца.

Ростбиф глянул на приемыша поверх очков. Учитель изменил внешность: боцманская борода исчезла, появились пижонские очки, и наметились усы.

— Я не о том, насколько ты готов рисковать жизнью, здоровьем, свободой… В этом смысле я в тебе и не сомневался. Особенно теперь. Я о другом. — Ростбиф закурил. — Ты готов участвовать в акции, целью которой будет человек?

Глаза Энея блеснули между бинтов.

— Смотря что за человек.

— Ну конечно, не первый попавшийся. Какой-нибудь крупный чиновник. Готовящийся к инициации.

— Тогда да.

Ростбиф кивнул. Именно этого он и ожидал. Именно поэтому с Андреем было «нет, наверное», чего не объяснишь добряку Фихте. У роли бога-отца есть свои преимущества и недостатки, причем соединяются они неслиянно и нераздельно. Когда Эней миновал опасный период подросткового своенравия, Ростбиф обнаружил, что с его послушанием дело иметь не легче.