Евгений Истомин - Архангелы: Битва за Землю

Проблесковые маячки стали заметны еще издали. Вразнобой перемигиваясь, они оживляли мрачную дождливую ночь, словно пытались отпугнуть беду. Но беда была уже здесь, иначе не было бы их.

Серенький «опель» пробрался через колдобины, смачно расплескивая лужи, остановился около двух милицейских «уазиков» и микроавтобуса судмедэкспертов. Подошедшие мужчины недовольно прищурились от света фар, затем один из них обогнул машину и учтиво открыл дверь:

— Доброй ночи, Вера Георгиевна. А мы уж заждались. — Пожилой человек по фамилии Тоцкий в старомодных очках и шерстяном костюме-тройке под плащом больше походил на дореволюционного земского доктора, чем на современного медэксперта. Он кивнул в сторону второго: — Это местный участковый. Пройдемте.

Вышедшая из машины девушка поежилась под холодными каплями дождя, подняла воротник плаща и зашагала вслед за мужчинами.

— Рассказывайте, Сергей Сергеевич.

— Тут, знаете, у нас такое… — Медэксперт шмыгнул носом, покосился на участкового, но тот шел, опустив голову и не обращая ни на что внимания. — Уж скоро сорок лет, как я на вызовы мотаюсь, но такого…

— Особая жестокость? — приближаясь к месту происшествия, спросила девушка. Что-то странное творилось здесь сегодня.

— Да, но суть не в этом…

Наконец Веру осенило — слишком уж тихо. Нет обычной суеты, вокруг добрая дюжина людей, но никто не разговаривает, все молчаливы и… как-то подавлены.

Она остановилась. Чуть в стороне на корточках сидела женщина и, уронив лицо на руки, тихо всхлипывала.

— Свидетель или родственница? — поинтересовалась Вера у медэксперта.

— Работник наш…

— Первый раз, что ли? — Вера подняла взгляд на Тоцкого как раз в тот момент, когда его осветила вспышка фотоаппарата.

Глаза пожилого медэксперта были красными, в них до сих пор стояли слезы. Она посмотрела на участкового, но тот смущенно отвернулся.

— Что здесь происходит?

Поняв, что раскрыт, Тоцкий вздохнул, достал из кармана платок и шумно высморкался.

— Удивительные дела тут творятся. Пройдемте к телу, я все расскажу.

— Извините, но вы…

— Не обращайте внимания, прошу вас. Пройдемте.

Когда они подошли, Вера убедилась, что обостренной восприимчивостью сегодня отличались все присутствующие. Хмурые, смущенные члены следственной группы блуждали вокруг, пряча друг от друга заплаканные глаза. Перед ними на мокром асфальте темнело человеческое тело. Труп лежал лицом вниз, похожий на груду одежды, из которой пробивались светлые мокрые волосы.

— Кто обнаружил? — деловым тоном спросила Вера, стараясь держаться так, будто ничего не происходит.

— Патрульные, — отозвался Тоцкий. — Самое интересное, что, когда я приехал, он был еще жив…

— Перевернуть можно?

— Да, всё сфотографировали. Патруль-то его трогать не стал, и так же вроде все понятно, а я когда осматривать начал…

Девушка с усилием перевернула тело и отшатнулась: лицо, шея, живот, ноги — все было исполосовано длинными глубокими порезами, да так, что плоть развалилась и разошлась, шея была распорота до самых позвонков, лицо разрублено, и лишь небесно-голубые глаза взирали в пустоту так ясно, словно еще могли что-то видеть.

— Вы сказали, что он был еще жив?

— Да, и это спустя больше сорока минут после того, как его нашли. А сколько он еще до обнаружения пролежал…

— Не может быть. Одна рана на шее чего стоит.

— И все-таки. — В тоне медксперта появились жесткие нотки. — Извините, следователь, но я не первый день… В любом случае свидетелей здесь хватает.

Вера прикусила губу. Ну конечно, какая-то соплячка двадцати пяти лет от роду смеет сомневаться в словах дедушки-доктора, который работал судмедэкспертом уже тогда, когда ее еще и не планировали. За время работы в прокуратуре на возраст ей пеняли часто и с удовольствием. Она и сама не знала, радоваться, что ее считают молодой, или огорчаться.

— А когда он умер?

Медик глянул на часы, протер их от капель дождя.

— Восемнадцать минут назад. Через семь минут после того, как я приехал. Я распорядился «скорую» вызвать, но та опоздала, так что ее поменяли на труповозку. И вот, когда он преставился, тут что-то странное и приключилось…

Вера еще раз взглянула на тело. Ничего себе — странное. Умереть с такими ранами! Действительно очень странно.

— …Тоска какая-то накатила, знаете ли. Жуткая тоска. Беспросветная. Даже не жалость или нет, скорее жалость, но не к нему, а к себе. Словно близкий кто-то умер, такой близкий, что и самому на этом свете больше делать нечего. Слезы так и полезли. Я смахнул, думал — совсем старый стал, ан нет, смотрю, и остальные тоже… Все. И мужики-опера, которые на своем веку успели такое повидать… Все рыдали, как дети малые. Наваждение прям какое-то.

— Может быть, газ? — предположила Вера первое, что пришло на ум.

— Вряд ли, я бы почувствовал, наверное. Да и нет при нем ничего такого. Ни баллончика, ни еще чего. Документов, кстати, тоже нет.

— А может, излучение? Я что-то слышала про это.

— Все может быть, Вера Георгиевна. — Тоцкий закурил, прикрывая сигарету от дождя. — В этом мире все может быть…

Плохое место. Она была в морге уже не в первый раз и догадывалась, что с такой работой ей предстоит провести тут изрядный отрезок жизни. Это ненормально, здесь не место живым, так же как и на кладбище.

Вера замерла у зарешеченного окна в коридоре морга и смотрела на свое отражение. По стеклу хлестал ночной дождь, посвистывал ветер в щелях старой рассохшейся рамы. Стоял тяжелый запах химикатов и чего-то вроде мороженого заветренного мяса.

На кого же она похожа! Симпатичная девчушка, еще пять лет назад сводившая с ума однокурсников, превратилась в усталую, бледную, замученную женщину. Взгляд потух, хотя чего ожидать, если она не спала почти сутки? Волосы растрепались… Хм…

Вера поправила волосы и отвернулась от окна. Мимо прошагали двое работников, такие спокойные и беззаботные, словно они служили в музее, а не в морге. Вот ведь сила привычки! Скоро и она перестанет переживать, свыкнется и поплывет по течению. К пенсии.

— Ох, Вера Георгиевна, я уж думал, вы давно в постели! — Тоцкий осуждающе покачал головой, прикрыл за собой дверь и выложил на подоконник кипу бумаг. — Ладно я — старик, а вам бы себя пожалеть надо. Попомните мое слово: дел всегда будет предостаточно, и если из-за них не спать, то надолго вас не хватит. Хотя, надо признать, этот случай необычен. Мягко говоря. Если бы не ночь, я уже звонил бы в Москву коллегам. Наша жертва — это нечто невообразимое. Эх, лет пятнадцать-двадцать назад подвернулось бы мне такое, в академиках ходил бы уже. Да что там… Вот взгляните.