Александр Горобец - В лабиринте Ведьм

И это было третье её воспоминание. Бабушка Вера, так звали вахтёршу, вела её, как собственную внучку. Рите так захотелось прижаться к ней, как к родной, но она понимала, что нельзя. И, сдерживая слёзы, шла за этим пожилым и чужим ей человеком.

Тренер по самбо был огромным, как ей тогда показалось, дядькой, с суровым голосом и изрядно помятым носом и ушами.

— Ты откуда? — сухо спросил он.

— Из детдома.

— И почему ты решила, что я тебя буду тренировать?

— Потому что мне больше некуда идти… — и Рита заплакала.

— Значит так, — грозно сказал тренер, — Денег от тебя всё равно не дождёшься, поэтому тренировать тебя, в том смысле, в котором ты думаешь, я не буду…

— Но, я…

— Но, я позволю тебе посещать мои тренировки… А вечером, я буду проверять, усвоила ли ты то, что видела на тренировках. Покажешь результат через два месяца — возьму в специальную девичью группу… Экспериментальную.

— А почему в экспериментальную? — удивилась Рита.

— Ну… Ты же сирота… — тренер прищурился, — покажешь результат — попадёшь в лагерь, типа спортивной спецшколы. Только там тренировок больше и кормят получше. А учат — вообще великолепно! Говорить будешь на трёх языках, танцевать вальс, и подмечать то, что нужно…

— Там готовят шпионов? — Рита удивлённо подняла бровь. От её слов тренер поменялся в лице.

— Жду тебя завтра. Сделаешь уроки и сразу сюда… Поняла? — Рита кивнула, — А сейчас… Зайди ко мне в раздевалку. Там в столе, во втором ящике, лежит сумка. В ней чай в термосе и бутерброды с копчёной колбасой. Перекуси и дуй в интернат, — он развернул её за плечи и, по отечески, хлопнул её по попе, направив в сторону раздевалки… — И помни, быстрый путь не всегда самый лёгкий и правильный.

Войдя в раздевалку, Рита осмотрелась. Стол, спортивная лавка, диван, два кресла и два шкафа, один из которых, со стеклянными дверцами. В нём-то Рита и увидела награды, кубки, грамоты. Их очень хотелось потрогать, посмотреть, почитать, но желудок, услыхав о бутербродах с копчёной колбасой, вкус которой ей был неведом и горячим чаем, требовал немедленно подать ему то, что обещали.

Во втором ящике стола, действительно оказалась маленькая сумка. И в ней, действительно был термос и три бутерброда. Два с сырокопчёной колбасой и один с сыром. Вот только это было ещё не всё. Ещё в этой сумке лежал пистолет и две пачки денег. Одна наших, русских, а вторая — зеленая, с мужиками в париках. А что вы хотели, конец девяностых — начало двухтысячных… Смутное время.

Соблазн был велик. Взять деньги и ствол, наказать обидчиков и скрыться в совершенно неизвестном направлении… ИЛИ… Или стать человеком. Выучиться, получить образование, научиться постоять за себя и… И потом, эти люди… первые, кто отнеслись к ней, как к человеку.

И Рита положила на место то, что было предназначено не ей, молча, съела два вкуснейших бутерброда, запила крепким сладким чаем… Не таким чаем, что давали в интернатской столовке. Тот чай пах отвратительно и был явно разбавлен содой. А настоящим, крепким, чёрным чаем.

Бутерброды подействовали на детский мозжечок, и тот стал вырабатывать эндорфин. Чай согрел и взбодрил. Рита собрала пальцами крошки со стола, отправила их в рот и пошла смотреть награды, которые стояли в стеклянном шкафу.

На наградах были разные надписи. Например: «Закрытый чемпионат силовых ведомств по боевым искусствам. Первое место.» или «Чемпионат сотрудников КГБ СССР по самбо».

В общем, Рита вышла из «тренерской», счастливой. Раньше, она думала, что счастье это когда на тебя не кричат, не бьют и дают спокойно спать. Сейчас, она поняла значение этого слова совсем по-другому. Счастье, это когда тебе дают свободу выбора и принимают твой выбор. Принимают тебя такой, какая ты есть…

— Простите, а как вас зовут, — она подошла к тренеру и взяла его за руку.

— Алексей Алексеевич, — тренер оценивающий посмотрел на Риту, — Жду тебя завтра, к четырём…

Она пришла к «без пятнадцати четыре». И скромно села у двери. Прямо на асфальт. Без пяти четыре, подъехал серебристый Мерседес и из него вышел Алексей Алексеевич. В дорогом спортивном костюме, кроссовках, которые она видела только во сне. Под мышкой черная сумка. Та самая, в которой лежали бутерброды и прочие интересные вещи.

Он подошёл к Рите, потрепал её волосы и спросил:

— Не испугалась придти. И не взяла чего не надо…

— У своих брать не хорошо, — она хлопнула огромными чёрными глазюками.

— А с чего это я своим-то стал? — усмехнулся тренер.

— Не знаю. Чувствую…

— Чувствует она… Ладно, первый урок ты сдала на отлично. Посмотрим, что будет дальше…

Результаты она показала не через два месяца, а через три недели. К Рите подошли те самые старшие и снова предложили выпить портвейна.

Итог: две сломанные руки и нос.

Нос был сломан у неё. А руки у старших. Дальше последовал привод в милицию, и о тренировке в этот день пришлось забыть. Да, и похоже, в следующие. Попахивало распределением в спецшколу, только не в ту, которую обещал тренер, а в банальную детскую колонию.

Сей Сеич появился тогда, когда она уже и не ожидала, около одиннадцати вечера. Из «обезьянника», в котором она сидела, входную дверь было видно отлично. Он прошёл к дежурному, показал какую-то красную «корочку», тихо что-то ему сказал и указал на КПЗ.

Тот встал «СМИРНО» и пожав плечами ответил:

— Да как же? Вы мне хоть расписку оставьте, что забираете…

Сей Сейч ответил ему тихо, но по виду дежурного было понятно, что расписки он не получит. Он грустно опустил голову и пошагал к «обезяннику».

— Милованова, на выход! — он лязгнул замками и отворил скрипучую дверь.

Сейч заговорил только когда они сели в его Мерседес. И сказал он всего одну фразу:

— Пропустишь ещё одну тренировку — больше можешь не приходить вообще.

И Рита поняла: любой привод в милицию, любая болезнь, любые гулянки с подругами, любая драка — и всё…

— Я поняла, Сей Сеич, — тихо сказала она.

— Завтра выйдешь на татами. Ребята будут постарше тебя. И давай договоримся сразу, что обойдёмся без переломов. А сегодня переночуешь у меня в тренерской. Нельзя тебе в интернат больше. Только со мной можно.

В тренерской раздевалке Сей Сеич сдвинул два кресла и Рита вполне на них поместилась.

— Ты уж извини, но я тут не помещусь. Я на диване… Есть хочешь?

Рита покачала головой. Она привыкла ложиться спать голодной.

— Вижу, что хочешь. Бутерброды и чай знаешь где. Завтрак будет в семь утра. Пей чай и спать, — Сей Сеич говорил, как рассерженный, но очень любящий отец, — мне ещё поговорить кое с кем надо, — он достал огромный мобильный телефон и вышел из тренерской в зал.

Пока Рита ела бутерброды, она внимательно прислушивалась. Из зала доносился тихий голос тренера.