Алексей Колентьев - Радиоактивный ветер

– Ладно, пошли наверх, сейчас снова полезут. А ты, – я обратился к ученому, – сиди возле раненого, смотри в оба. Чуть чего, сразу стреляй. Если не крикнут, что от Норда пришли. Понял все или как?

Чудик поднял руку в знак того, что все, мол, ясно и уселся рядом с полулежавшим у стены Слоном. Поднявшись по ящикам, мы присели у дыр, служивших амбразурами. Обстановка была не ахти: правый фланг перекрывали вагоны составов, местами перевернутые и раскуроченные, по левому флангу заводские строения, высотой метров двадцать, тянулись почти на километр в сторону Янтаря. Что тут было раньше, даже не припомню. Но вести огонь и менять позиции было откуда. По фронту была основная база наемников, которые облюбовали какое-то недостроенное здание, торчавшее скелетом бетонных конструкций, между которыми можно было поставить хоть безоткатное орудие. Всего опасных направлений было пять, и вот с них-то нас и будут давить. Со штурмовиками можно еще поспорить, но не с пулеметом, чья позиция была именно по центру, между двух бетонных блоков, примерно на трехметровой высоте, чуть дальше, чем на полные четыреста метров. Кисло. Прижмут огнем и закидают гранатами. Сзади послышались два пистолетных выстрела. Я обернулся и увидел, как в проеме исчезла фигура с автоматом. Норд молчал, значит, это была вторая партия штурмовиков.

– Иди вниз, Андрон, я тут побуду. Помоги профессору и отцу. Будем отбиваться. Где третий пассажир?

Третий ученый был мертв: два пулевых отверстия в шлеме, и оба навылет. Видимо, в горячке боя никто не обратил на это внимания. На ногах остались только два с половиной бойца. Везение нашего бойкого ученого могло очень быстро ему изменить. Внезапно я услышал тонкое, на грани слышимости, шипение… Я быстро скатился вниз, все же успев крикнуть: «Ложись!». Два взрыва ухнули под крышей склада один за другим. Нас обстреляли из гранатомета. Выстрелы были рассчитаны на поражение «брони», поэтому осколков было не много. Но северная стена рассыпалась, а нас закидало обломками. Дальнейшее напоминало набор отдельных кадров: вот в проем лезут сразу трое наемников – я успеваю положить одного, а потом в спину меня как будто кто-то ударяет кувалдой. Выронив автомат, я падаю ничком. Рефлексы спасают – успеваю выхватить АПБ и, перекатившись, всаживаю две пули в стоящего на верхнем ярусе штабеля наемника в боевом экзоскелете. Расстояние менее десяти метров, но пули с визгом рикошетят… Помогает Андрон, и наемник валится вниз, получив очередь из АКМ…

Откатываюсь вправо и нащупываю свой автомат. Снова взрыв, но уже с тыла: подошла отбойная команда. Расклад меняется, наемники дрогнули и отступают, но это не паническое бегство, сказывается опыт: они, грамотно прикрывая друг друга, отходят в сторону своей базы, под прикрытие пулемета.

Встаю и, поднявшись на второй ярус штабеля, выцеливаю сначала одного, потом еще двоих отступающих. Через мгновение меня трясет за плечо Норд. Бой закончился. Отбойщики не преследовали наемников. Наш «везунчик» был жив, словив только пулю в правое плечо и осколок наступательной гранаты в бедро. Слон был весь белый от кровопотери, на лице его уже проступила предсмертная желтизна. Может, и не выживет… Писец снова показал мне свой лик, смерть опять прошла рядом. Мне вспомнилась присказка: «Поле битвы осталось за нами, но веселых песен никто из нас не пел».

Дай бог, чтобы Слон и этот везучий пассажир выжили. Я подхватил автомат, опустил щиток шлема. Нужно было быстро убираться отсюда. Когда мы проходили под аркой галереи, там уже копошились «альфовцы» с «блока», устанавливая сосредоточенные заряды. Сложный участок решили убрать.

Теперь нужно было спасать тех, кого еще можно было спасти: «везунчика» ранило не опасно. «Пятерка» проделала в его плече аккуратную дырку, а коллаген, вброшенный медблоком ОЗК, заблокировал рану и не дал ему истечь кровью. Со Слоном было труднее: его самодельный комбез напоминал решето, был изодран осколками и, кроме ранения в грудь, имелось еще два проникающих осколочных в правую ногу и нижнюю треть брюшины. Да и крови он потерял много, шансы на выживание были минимальны.

«Альфа» не принимал в свой госпиталь всех подряд, лечили только своих или особо тяжелых из гражданских. Если это понятие применимо к увешанным оружием мужикам, шляющимся по радиоактивному клочку земли и истребляющим друг друга разными интересными способами. В нашем случае ученым заинтересовался особый отдел группировки, а Слон, уже сильно напоминавший покойника, перешел в категорию «тяжелых» и поэтому почти сразу отъехал в «разделочную». Судя по тому, что я видел, на базе был развернут мобильный госпиталь на три операционных и двадцать мест стационара. Возможно, старателя еще можно будет спасти.

К КПП вышло двое – Василь и Светлана. Первый, едва кивнув нам с Юрисом, сразу же увел сына Слона с собой, а девушка подошла к нам и, тревожно всматриваясь мне в лицо, завела разговор:

– Здравствуйте, Антон. Вы опять там, где стрельба. Не ранены, помощь не нужна?

– И вам здравия желаю. Нет, благодарю, со мной и напарником все нормально. Единственная просьба: проследите, чтобы раненый старатель получил хороший уход, если выживет.

По лицу девушки пробежала тень беспокойства, затем она снова взглянула мне в глаза, кивнула и заторопилась в госпиталь.

Юрис посмотрел ей вслед и вопросительно глянул на меня. Отрицательно мотнув головой на его немой вопрос: «У тебя что-то с ней было?» – я махнул рукой в сторону нашей башни и отправился в подвал – принять душ и немного передохнуть после напряженного утра.

Оружие я почистил и осмотрел сразу по прибытии. А вот починку комбеза оставил на более поздний час. БЗК отлично выдержал испытание, остановив три пули. Одну «семерку», ощутимо скользнувшую по правому наплечнику, можно считать за полноценное попадание: если бы не конструкция накладки, пуля пробила бы мне плечо и раздробила кость. Наплечник был деформирован, но движений не стеснял, заменить или выправить – решим позже. Гораздо серьезнее все выглядело со спины: я поймал две амеровские ТУСки [28] ТУС – пули с термоупроченным сердечником. – «пятерки» в район верхнего отдела позвоночника и под левую лопатку. Словил я их с близкого расстояния, поэтому получилось некрасиво: верхняя и средняя пластины и кевларовая проложка комбеза были подпорчены основательно. Пластины чуть вогнулись внутрь, мешая нормальным движениям, если нужно согнуться-разогнуться, а кевлар просто топорщился. Но задачу свою комбез выполнил, и идти в нем на очередной пробег было можно. Теперь еще мастера нужно искать…

Вода бежала со средним напором, но была горячей, как никогда, – к низенькому, крашенному в зеленый цвет неровному потолку поднимались клубы пара. В такие моменты возникает странное чувство опустошенности, потому что все, что мог, ты уже сделал и теперь за работу берется время. Кому положено умереть, тот умрет. А кто вылезет из холодной тьмы небытия обратно в этот мир, откроет глаза и… Как я и говорил раньше, нужно благодарить судьбу за то, что имеешь. Если остался жив и ничего не оторвало, а тушка попорчена не шибко критично для продолжения прежних занятий – жить можно. Некоторых давит страх оказаться в подобной переделке снова, и они начинают заливать его всем, что горит. Не выход, но понимаю таких. Стержень хрустнул, надломился… А кто-то, вот как я, к примеру, просто идет в душ, а потом засыпает без сновидений в гамаке, подвешенном на глубине десяти метров меж двух толстых подвальных стен.