Алексей Ефимов - Хрустальное яблоко

Через полчаса мальчишки, растянувшись на ковре, рассматривали альбом по истории Флота Империи. И сторк, мешая русские исковерканные слова и хрипловато-придыхающие свои, доказывал, что в «ту войну» Сторкад сражался отважней всех, его просто предали трусливые союзники, а иначе Земля непременно потерпела бы поражение. Мальчишки немного подрались, потом помирились и досмотрели альбом. Наследник неожиданно огорчился, когда выяснилось, что нежданному гостю пора уходить, проводил его до главных ворот и даже помахал вслед. И долго размышлял потом, до чего это обидно, что с Даг Фартом не получится дружить.

Его нечаянный знакомец – кстати, владелец крупнейших в Сторкаде рабских латифундий – капитан флагманского линкора, погиб во время битвы при Танна-Моо, последнего, самого крупного и самого неудачного нападения сторков на Йэнно Мьюри. С тех пор эта война уже не казалась Императору чужой. Как будто от рук врага погиб ну не то что друг, но хороший старый знакомый. Честное слово. Хотя голография в дайджесте новостей ничего общего не имела с тем мальчишкой. Даже глаза – по-прежнему большие и зеленые – изменились, в них не было ни сердитости, ни искреннего веселья. Только надменный холод освещенного снаружи изумруда.

Интересно, вспоминал ли Даг Фарт кен ло Фарт ап мид Фарт о русском мальчишке?

– Ваше Величество, – голос Нестора раздался как будто из воздуха, – прибыл полковник Белозерский. Он ждет в Знаменном зале.

Император кивнул и чуть ускорил шаг. Он ждал этого визита с того самого момента, когда отодвинул бумаги и задремал за рабочим столом. Чтобы не встречать Илью с совсем уж сонной физиономией…

…Чрезвычайный Посол, гвардии полковник Илья Аскольдович Белозерский прохаживался по отражавшему свет луны паркету в затемненном зале – и тень двигалась за ним. Знамена гвардейских полков мерно покачивались вдоль стен. В детстве Император побаивался этого зала именно из-за вот такого ритмичного и непонятного шевеления, постоянного и таинственного. Позже, когда он подрос, казалось, что в зале собираются тени гвардейцев, павших в войнах Империи, – преображенцы, семеновцы, измайловцы, макаровцы, дроздовцы, алексеевцы, все-все…

Сейчас Императору это уже не казалось.

Сейчас он был в этом уверен.

Белозерский обернулся с улыбкой – молча. Пожал без церемоний протянутую руку. Им, лицейским товарищам, не было нужды в субординации. Двое мужчин неторопливо зашагали по залу, как посетители музея, с уважением поглядывая на торжественно молчащие реликвии.

– Ну, как прошел визит, Илья?

Белозерский отмахнулся:

– Да нормально все прошло. Переговоры, приемы, то, се… Обычная кутерьма. Неинтересная, в общем. Меня подарками завалили, словно девицу. А все равно – вспоминаю амбриан. Странно, – Белозерский вдруг рассмеялся – негромко, но искренне, и Император удивленно посмотрел на него. – Знаешь, что меня больше всего тогда удивило? Кристаллы, – пояснил полковник. – Амбриане в знак дружбы послали самые первые свои кристаллы кварца… Ну, ты знаешь – памятные кристаллы, мнемозаписи… Они еще не умели делать их сами, не то что искусственные, даже обтачивать природные не умели из-за их твердости. И искали в реках «хрустальные яблоки».

Лицо Императора сделалось изумленным:

– «Хрустальные яблоки?» – эхом откликнулся он и вдруг улыбнулся.

Белозерский кивнул:

– «Хрустальные яблоки». Ты помнишь?

Император задумчиво кивнул. Его глаза сделались мечтательными, улыбка не сходила с губ…

…Когда-то давно два мальчика – Славка и Илюшка – учились в Вишерском Императорском лицее. И дружили. Дружили так крепко, что все им искренне завидовали.

В тамошних речках нет-нет да и попадались «хрустальные яблоки» – окатанные водой и песком до идеального шара разноцветные куски горного хрусталя. Заиметь такое «яблоко» было мечтой любого лицейского мальчишки. Но они встречались редко и попадались чаще всего на перекатах, где вода легко могла унести даже опытного пловца.

И вот однажды утром Илюшка вошел в комнату к Славке. Он был в одних трусах, с пристегнутым к ноге ножом, мокрый – и с правого плеча, глубоко распоротого, из рваной раны, текла кровь. Но глаза Илюшки сияли как две звезды. И также в свете лампы – синим и золотым – сверкали на протянутых к другу мокрых ладонях два тяжелых шара величиной с мужской кулак. Славка, севший в кровати, изумленно смотрел на друга. А тот сказал: «Вот, выбирай!»

Илюшка нырял за «хрустальными яблоками» в Ермаков котел. Куда не мог нырнуть никто. И на дне ему под обе руки попались сразу два кристалла. Но об этом Славка узнал потом. А тогда он соскочил с кровати, подбежал к другу и, не глядя на яблоки, тревожно спросил: «Ты же ранен! Больно?! Погоди, я сейчас, я быстро помогу!»

А Илюшка замотал головой. Он был счастлив. И вовсе не потому, что удалось сделать дорогой подарок Вячеславу Романову, Его Высочеству, Цесаревичу. Он знал, как будет рад его друг Славка, лучший в мире друг…

…Потом, сидя на кровати, они разыграли «яблоки». Чтобы не было обидно. И Славке досталось синее – синее, как его глаза. А Илюшке – золотистое, как веселые искры в его карих…

Им было тогда по двенадцать лет. А через два года Славка подарил то «яблоко» на балу одной девчонке. И признался в этом Илюшке, мучаясь от стыда, не смея поднять глаз и тяжело глотая слюну отвращения к самому себе. И добавил: «Я сказал… что я сам… нырял…»

Илюшка пошатнулся. Посмотрел неверяще. И молча пошел прочь, разодрав высокий ворот парадного мундира – так, что со стуком полетели по полу орленые золотые пуговицы…

…Они не разговаривали полгода. Пока девчонка, которую тогда еще не титуловали Ее Величество, не свела их вместе буквально за руки и не рассказала Илюшке, что Славка признался в обмане на следующий же день. И что «яблоко» все равно останется и его тоже, потому что они уже решили…

– Хватит ходить кругами, Илья, – сказал Император. – Выкладывай, как у нас дела.

Белозерский повернулся к нему. Лицо у него было холодное, как полная луна.

– Плохо, Вячеслав. Очень плохо. Нет, нет, – торопливо пояснил он, заметив, что Император встревожился. – Сейчас нам совершенно ничего не угрожает. Но потенциально… потенциально это катастрофа.

Император кивнул. Он понял это уже тогда, когда чрезвычайный посланник сторков потребовал личной встречи с Его Величеством, категорически отказавшись назвать суть дела. Это было против всех правил, но Император согласился его принять, он уже чувствовал, что причина была очень серьезной. Нет, не «очень серьезной». Из ряда вон выходящей.

И он не ошибся. До сих пор перед глазами стояло мертвое, словно промороженное, лицо сторка, его деревянный, неживой голос – Сторкад никогда и никого не просил о помощи, сама мысль об этом казалась невозможной. Сторкад до сих пор считал себя победителем в Первой Галактической – вопреки истине, вопреки рассудку; там учили детей, что лишь трусость и некомпетентность «предателей-союзников» не позволили одолеть землян. И вот… Император сразу понял, что новости будут скверными. Но все оказалось еще хуже, чем он мог представить.