Эдуард Байков - Рой: Битва бессмертных

Но что это были за пирамиды!..

Таких никому из них видеть еще не доводилось. Высотой до третьего этажа и в ширину метра три-четыре — казалось невероятным, что мертвые тела можно так сложить, спрессовать в такие гигантские колонны. Но — вот они. Приходилось верить своим глазам.

И все же не это было самое страшное.

Самое — что пирамиды были как живые.

Сотни собранных воедино мертвецов должны были бы источать ужасный, невыносимый смрад, но ничего подобного не было. Вообще никакого запаха — то есть обычный запах, городской. А поверхность этих колонн смерти, гладкая, точно лаковая, переливалась серым и зеленым оттенками, шевелилась, текла, дышала — словом, жила.

— Еп… — начал и не договорил один из спецназовцев, чуть более, чем другие, впечатлительный.

Подольский навел на колонны бинокль, мощный двадцатикратный «Цейс». Слегка усилил резкость — окуляры заполнились серо-зеленым фоном.

Теперь можно было разглядеть кошмарную картину подробнее. Он увидел искаженные лица, сдавленные верхними телами, бессмысленно открытые глаза, смотревшие в никуда… и ничего уже человеческого не было в них. Больше того — тела и лица медленно таяли в текучей протоплазме, которая странно колыхалась, поглощая трупы, и они растворялись в ней, как сахар в чае…

Почему-то Валерий долго не мог оторвать взгляд от мертвого женского лица — когда-то, может быть, красивого, а сейчас уродливо-зловещего, как маска ведьмы где-нибудь на средневековом шабаше… И вот он смотрел, как эта маска меняется, как исчезают в ней человеческие черты… расширяются темные провалы глазниц, исчезают в них глаза, превращается в яму рот, и темные пятна ползут навстречу друг другу, съедая остатки лица…

Подольский резко опустил бинокль. «Секунды!» — понял он. Он смотрел несколько секунд, а будто — час.

— Ясно, — сказал он вслух.

И те двое не спросили, что ясно, — это его, командира, дело: знать. А их дело малое.

Ясно же стало Валерию то, что Рой выходит на какой-то новый уровень бытия. Пирамиды заработали, в них пошла реакция. Что это значит, что будет дальше, неведомо, но вряд ли стоит ждать чего-то хорошего. А потому первоочередной задачей становится эвакуация. Поиски пока придется отложить.

Валерий посмотрел вниз уже без бинокля. Из Бастиона выходили, в здание входили группы зомби, в разбитых окнах мелькали тени. Своя, нечеловеческая жизнь шла здесь, и пирамиды были важной частью этой жизни, возможно самой важной…

— Уходим, — приказал Подольский.

Как всегда, обратный маршрут он избрал другой, несколько западнее. Двигались кварталами, густо заросшими беспорядочным городским подлеском… В одном из кварталов встретился им обнесенный оградой школьный двор, и Валерий, не рискуя засветиться на плоском, голом пространстве спортплощадки, повел разведгруппу в обход. Спортплощадка за оградой кончилась, начался палисадник… И тут Валерий первым заметил нечто прежде невиданное.

Среди всяких более или менее культурных растений, выращенных, видимо, школьными ботаниками, покачивалось одно, похожее на гигантский хвощ — точно такого же неестественно лаково-зеленого цвета, что и переливы волн на поверхности пирамид, — здесь стебель, побеги и грушевидные утолщения на их концах переливались разными оттенками этого зеленого. Жуткое дерево жило, наливалось соками, готовилось к чему-то…

К чему?

Тот боец, что повпечатлительнее, произнес:

— Слышь, командир. Похоже, из той же оперы…

— Похоже.

— Может, шмальнем в эту мразь? Поглядим, что будет.

— Нет, — запретил Валерий. — Боюсь, что мы с ней еще успеем познакомиться… Продолжить движение!

Продолжили. Молча. Метров через десять натолкнулись на два таких же страшилища — загадочные хвощи размером с добрую яблоню. «Уже целая плантация вызревает», — подумал Валерий. А минуты через три впечатлительный спецназовец все же решился спросить:

— А вообще, командир, как думаешь, что все это значит?

Подольский ответил не сразу. Он приостановился, глянул на небо и лишь после этого усмехнулся уголком рта:

— Жизнь меняется.

— Рыжик, Рыжик, Рыжик!.. — укоризненно проговорил Меркурьев. — Сколько раз тебе втолковывать: учись слушать мир вокруг себя. Иначе он схавает тебя и не поморщится.

Молодой сталкер виновато пожал плечами:

— Так я вроде того — слушаю…

— …и не слышу, — усмехнулся Проводник. — Уши у тебя забиты. Я ведь не об обычном слухе толкую, хотя у настоящего сталкера и он должен быть развит. Ты невнимателен, парень. Чутья у тебя нет. Нюха!.. — Он помолчал и добавил: — А нюх-то в нашем деле и есть главное. Без него никак, брат. Тут, в Зоне, ведь кто выжил? Горстка наиболее удачливых. А почему они были удачливы? Не потому, что самые крутые и смелые… Хотя, конечно, этого у них тоже не отнять. Но они остались людьми, не подохли и не превратились в зомби лишь по одной причине — они чуяли врага за версту и готовы были сокрушить всякого, кто встанет на их пути. — Меркурьев усмехнулся: — Хотя, если честно, главная причина их удачливости — перед тобой. Это я тебе без ложной скромности говорю. Так что держись рядом и не ссы — матрос салагу не обидит!

Рыжик даже крякнул с досады — об чем разговор, да я разве против? Да мы завсегда только за — мол, и держусь, куда же денусь-то?.. Раз уж такой расклад вышел — не самый, надо сказать, желаемый.

Проводник продолжал вяло так, нехотя распекать своего «ординарца»: видно, это доставляло ему удовольствие — строить салаг, а Рыжик благоразумно помалкивал — Проводник ведь тоже человек, хоть и с необычными способностями, ему тоже общение нужно, поговорить за жизнь хочется. А ведь не с кем было — одни уроды зомби вокруг, с ними разве побазаришь?.. А теперь вот он, Рыжик, нарисовался. Живая душа все-таки! Да ведь и не дурак же он законченный — девять классов осилил и даже успел на первом курсе автотранспортного колледжа проучиться. Потом, правда, бросил — терпения не хватило. Да и подумалось: на кой хрен? И так можно форцы заколачивать. Диплом для этого не нужен.

Меркурьев ворчал, а сам втихую подсмеивался — над собой. Вот ведь тоже — наставник выискался, сам еще далеко не старик, а туда же! Поучать ему вздумалось! Поучайте своих паучат…

Впрочем, того, что он перенес за последнее время, с лихвой хватит других уму-разуму учить.

— Ладно, Рыжик-Пыжик, — подвел он черту, — мотай на ус все, что тебе толкую. А сейчас собираться надо. Прошвырнемся кой-куда.

— Далеко?

— Да не очень. На Проспекте место есть одно — надо бы его посмотреть. В скором времени сюда еще гости пожалуют — уж поверь мне на слово. Надо будет их встретить, разместить опять же. Не к нам же их селить — слишком жирно будет, перетопчутся…