Никита Костылев - Агломерат

— Автомат сдам, но шашку — нет. Она не учетная, именная. Ее я не отдам.

Я развернулся и вышел из купе, а через минуту оказался во втором десантном. В вагоне было множество бойцов — сборище из разбитых и разгромленных отрядов чистильщиков, казаков, танкистов и спецкоманды техников. Народу много, и все разговаривали, но как-то очень тихо. В эти дни, особенно сегодня, многие потеряли друзей и товарищей — потому ни радостных криков, ни шуток не было. Я сел у входа и через минуту из общего фона выловил тихую беседу техника спецкоманды и казака, сидевших неподалеку от меня.

— А я тебе говорю, прорыв на Мстинском был спланирован, они знали, что корпус разделится и будет удар по мосту, — горячо шептал техник с кудрявыми волосами (я мысленно прозвал его Кучерявый).

— Наши бы своих не подставили, — рыкнул казак. — И вообще просто так сливать блокпост нет резона, они бы предупредили. Тем более там треть спаслась на тепловозе, я сам помогал «трехсотых» перетаскивать в четвертый медвагон. Только когда мы их к врачам принесли, многим уже помощь была не нужна.

— А сколько спасли? — уточнил Кучерявый.

— Не знаю, — тяжело задышал казак. — У них офицеров совсем в живых не осталось, только два унтера, один вахмистр молодой и урядник «трехсотый», умер парняга, жалко. Я сам лично его в машину грузил, он мне запомнился тогда: все что-то бормотал, что, мол, обязательно нужно дотянуть, скорости нужно прибавить. Такой странный был, вроде что-то рыпался, кричал, глаза блестели.

— А потом? Не дотянул?

— Ага, — кивнул казак и поправил повязку на руке, видно, легкораненый. — Мы как приехали к медвагону, я смотрю: он уже не дергается, не кричит. Я сперва подумал, что ему укол сделали и поэтому он успокоился, а потом…

— Ясно. — Кучерявый потрепал свои волосы. — Я тоже много товарищей потерял. Чертовы автономы! Ну ничего, сейчас мы их всех сломаем. После того как северные ударили, у них шансов совсем не осталось. А начальство — тоже красавцы, ни слова не сказали.

— Ага, — поддакнул казак. — Наши сотни когда на позиции стали закрепляться, я думал: все, каюк! Восьмой вагон весь полег, а нам еще повезло, хоть кто-то выжил. Что ни говори, питерские нас всех спасли; только к тому моменту, как они подошли, уже шесть вагонов осталось, ни одной дрезины не уцелело. Жалко чистильщиков, хорошие пацаны были, прикрывали десантников до последнего, пока их дотла не сожгли.

Мне надоел этот разговор, и я пошел в третий вагон. А третьим оказалась фитинговая платформа, похожая на ту, что мы видели на вокзале. На платформе стоял покореженный Т-92, вокруг него суетились люди. Я почувствовал себя тут лишним и решил уже вернуться, как вдруг передо мной появился Артем. Лицо спеца радостно засияло, когда его взгляд сфокусировался на мне, но потом, когда он увидел мою новую форму, как-то сразу сначала отступил на шаг, оглядел меня еще раз и, наконец, сказал:

— Андрей, ты?

— Я. — Мне стало немного неловко от взгляда Артема. — Я теперь чистильщик, меня… Я перевелся.

— Не от лучшей жизни, похоже. — Артем продолжал всматриваться в мое лицо. — Зачем? Ты же знаешь, что чистильщик — это… Ну ладно, не мое это дело. А где этот… — техник на секунду наморщил лоб, — Денис, вроде так его звали?

— Денис пропал. — Меня невольно передернуло при воспоминании о друге. Где он сейчас? Может, еще в пути, а может, его уже нашли. Отогнав от себя эти мысли, я быстро сказал: — Мы ищем его, а ты как? Без ранений, все нормально?

— Да какое тут нормально, — вздохнул Артем и неопределенно махнул рукой. — Сам видишь, какая кутерьма творилась, сейчас пытаемся хоть что-то сделать с этим, — он кивнул на танк, — да только не очень получается. Тут на завод нужно, а мы на коленках… Ну ладно, я пошел мужикам помогать, по приезде нужно будет пацанов помянуть… Ну ты понял.

— Понял. — Я кивнул и вернулся во второй вагон.

Больше боев не было. Всю оставшуюся дорогу до Питера я провел, слушая тихие разговоры бойцов. Впереди была новая жизнь.

Северный агломерат был совершенно не похож на другие: когда мы подъезжали, я видел множество новых укреплений. После того как мы проехали захваченное Чудово Московское, весь вагон буквально прилип к узким бойницам, пытаясь рассмотреть землю северных. Кроме серьезных блокпостов на пути следования нашего бронепоезда я также заметил огромное количество строящихся домов: с первого взгляда казалось, что после распада страны питерские зажили только лучше. В вагоне все живо обсуждали раскрывающуюся перед ними картину; видно было плохо, но я сразу понял, что по сравнению с ними мы — просто нищие. В отличие от питерских, москвичи были вынуждены постоянно бороться с разрозненными шайками гуков, тут же сразу видна Власть.

Во время моей службы в казачьей сотне несколько раз в неделю нам проводили курс изучения существующих агломератов. Ситуация в разваленной стране постоянно менялась, поэтому наши занятия, по сути своей, были просто сводкой новостей о выживающих по отдельности бывших областях. К Северному агломерату всегда было особое отношение, в отличие от Москвы, которая являлась изгоем среди большинства областей, Питер в первые же годы набрал невиданную силу. В годы революции крепче всех держался Санкт-Петербург, последняя линия обороны старой власти была именно там. А потом пришли военные, никаких выборов в городе не было; в отличие от лидеров «Соединения», хоть как-то имитировавших демократию, питерские не дали никому даже заикнуться о некоем подобии референдума или голосования.

После воцарения во власти военных к Ленинградской области почти сразу же были присоединены Мурманск и Архангельск. На территории нового агломерата установилась железная дисциплина. В сложный для России период власть военных спасла население от голода и беспорядков. В отличие от Москвы, в которой несколько месяцев бушевал огонь революционных митингов и уличных схваток, здесь после воцарения власти военных не было ни одного бунта или марша. Жесткая политика силовиков была спасением для простых граждан. Лишь единожды на территории Северного агломерата произошли военные действия. Из-за мирового Кризиса, кроме внутренней разрухи и беспредела, еще одним явлением стала внешняя интервенция. Эстонцы смогли объединиться с Литвой и Латвией и образовать Конфедерацию Прибалтики со столицей в Таллине. Эти соседи решили поправить свое экономическое положение путем использования ресурсов Северного агломерата. Колоссальный подъем национального самосознания трех республик отразился в военной операции. Под звуки оркестра и салют отправлялись на бой с русскими солдаты и офицеры Прибалтики, сопровождаемые цветами от населения и напутственной речью нового лидера Конфедерации, который лично провожал своих воинов.