Лев Жаков - Во имя Зоны

Даже Рваный, на котором все заживало как на собаке и чье плечо после ранения в баре быстро затянулось, кровоточил, потому что схватился с мутантом врукопашную.

У Цыгана ныла нога. Возле Дикой Территории его тяпнула псевдоплоть, теперь он хромал и проклинал всех на свете: от чертовой псевдоплоти и Курильщика, который неосторожно сходил отлить, до Долга, запретившего стрелять, и треклятого генерала Протасова, чьи непомерные амбиции привели его, Цыгана, на это задание. От правого ботинка осталась кожаная калоша, верхнюю часть со шнуровкой раскромсал мутант. Крепкая кожа спасла ногу — псевдоплоть своей клешней могла разодрать ее до мяса, а так только поранила, — однако удобным и недешевым ботинкам настал конец. В калоше хлюпало, она норовила слететь с пятки, так что Цыган, припадающий на раненую ногу, должен был еще эту ногу подволакивать, чтобы не потерять остаток ботинка. Настроения это не поднимало. Еще он был голодный и сильно хотел спать — Долг гнал отряд, к тому же приходилось дежурить по полночи.

Остальные чувствовали себя не лучше и выглядели соответственно. У Долга лицо осунулось, заострилось, и скошенный подбородок стал еще заметнее. Впрочем, несмотря на сильную усталость, молодой долговец держался хорошо, шел бодро, команды отдавал твердым голосом, на принятие решений время не тратил — и лишь непрерывно подергивающееся левое веко выдавало владевшее им напряжение.

Хуже всех пришлось Курильщику. Он давно надумал уйти в «сопротивление», покончил с делами, закрыл и заминировал бар и оставался там, только чтобы встретить Цыгана. Но хозяин взорванного протасовцами заведения был немолод, обрюзг, потолстел на сидячей работе. Очень скоро его рюкзак перекочевал на плечи Рамира (за что тот, естественно, благодарности не испытывал), часть вещей оттуда распределили между собой Рваный и Долг. Когда-то Курильщик был неплохим сталкером, но за время хозяйствования в баре он потерял чутье, и за ним постоянно приходилось следить, чтобы снова не влетел в аномалию или не наступил на щенка псевдособаки, когда мамаша рядом.

Один Рваный чувствовал себя прекрасно, только поблек немного после драки с кровососом. Цыгана раздражала непомерная жизнерадостность свободовца, ему казалось, что в такие-то годы пора остепениться. Рваному на первый взгляд было не больше тридцати, однако в походе Цыган присмотрелся и понял, что ему за сорок точно, если не под пятьдесят. Возраст выдавали сеточки морщин возле глаз, складки вокруг рта и то, каким опухшим просыпался Рваный. Зато силе и бодрости амбала можно было только позавидовать.

День был пасмурный, как обычно, но здесь, возле Армейских складов, пасмурность была какая-то особая. Цыган не любил местный ландшафт и старался сюда не забредать. Облака тут висели чересчур низко, так и цепляли холмы жирным серым брюхом, и этот вечный туман в низинах, из-за которого видимость ни к черту… По-украински «пасмурно» — «хмарно», но для русского уха (а Цыган считал себя русским, учился в русских школах, потому что табор Ма кочевал по России) слово «хмарно» имеет другое значение. Хмарь — это не просто пасмурно и серо, это тяжелые, давящие тучи, это дождевая взвесь в воздухе, которая липнет к лицу и одежде, это беспросветность и одиночество, это затаившаяся невидимая опасность… все это было здесь, на Милитари. Даже стволы берез вокруг потемнели и стали коричневыми, а шатры елок выглядели черными.

У входа в лагерь их встретили двое сталкеров, у каждого АК наготове. Проход загораживал не шлагбаум, как обычно, а фургон, снятый с колес. Борта дополнительно укрепили железными листами, с которых наспех соскребли ржавчину, под кузовом навалили мешки с песком. Окна бетонной будки у входа заколотили досками, оставив небольшую щель, чтобы можно было стрелять. Сверху, с вышки, выглядывали еще двое парней — один с СВД, как определил наметанный глаз Цыгана, другой с «Валом».

— Добро пожаловать в наше Сопротивление! — воскликнул, салютуя «калашом», первый, судя по отсутствию формы, из «Свободы».

Белобрысый конопатый сталкер с открытым лицом, лет двадцати, но не выглядевший новичком, с шевронами «Долга» на куртке, широко улыбаясь, обменялся с Долгом рукопожатием.

— Рад видеть пополнение, — сказал он, пожимая руку и Курильщику. — Нам нужны боевые парни. — Протянул раскрытую ладонь Цыгану. — Покажем этому Протасову, а? Из проема, открывшегося в кузове за листом железа, показалась голова в очках.

— Привел? — спросил Умник. Долг хмуро кивнул на зевающего Рамира:

— Набивает цену.

— Цену? — Конопатый опустил ладонь. Рука Цыгана, уже поднявшаяся для рукопожатия, повисла в воздухе. Ребята напряглись, взялись за оружие. Двое на вышке вытянули шеи, вслушиваясь. — Он что, денег хочет?

— Пойдемте в штаб, все обсудим. — Умник исчез, освобождая проход.

Цыган взялся за ржавые края металлических листов, поставил ногу на кузов, но конопатый постовой просунул ствол «калаша» между ним и заграждением.

— Ты что, реально бабки просишь? Ты вообще кто такой? Слышь, нам такие тут не нужны, вали отсюда. Ребята со всей Зоны идут, чтобы помочь…

Цыган разозлился. Он считал себя свободным человеком, которому наплевать на мнение других, — в Зону пришел по своему почину и собирался уйти, когда сам захочет. Здесь его ничто не держало, по большому счету, и теперь, когда жить в Зоне стало не так вольготно, когда встал выбор — сражаться или подчиняться, он предпочел выйти из игры. И никто не будет ему указывать, что делать!

Он взялся за ствол «калаша», перегораживающий дорогу, и посмотрел в глаза постовому. У пацана было круглое курносое лицо, на щеках светлые веснушки, хотя он не был рыжим, в прищуренных голубых глазах светился праведный гнев, оттопыренная нижняя губа дрожала.

— Я не для того жил, чтобы за просто так сдохнуть. А за твою жизнь ломаного гроша не дам, сопляк. — Рамир резко дернул ствол вниз, выворачивая.

Глаза и рот пацана удивленно раскрылись, он с тихим охом выпустил оружие, и «калаш» упал ему под ноги. Цыган быстро подтянулся и влез в кузов, пока никто ничего не понял.

— Ах ты!.. — Постовой-свободовец вскинул АК.

— Отставить! — крикнул Долг. И добавил негромко, успокаивая: — Командование знает, что делает.

В кузове пахло сыростью, ржавчиной и мочой. Пройдя по присыпанному песком настилу так быстро, как только позволяли раненая нога и спадающий ботинок, Цыган спрыгнул на бетонные плиты моста, где его ждал, ссутулившись, засунув правую руку в карман, Умник.

После операции «Охотники на мутантов» лейтенант постарел, его интеллигентное лицо похудело, нос заострился, очки чудом держались на тонкой горбинке. Потрепанный, грубой вязки свитер болтался на нем, как на вешалке, из многочисленных карманов брезентовых штанов торчали ручка, блокнот, антенна рации, складной перочинный нож с несколькими лезвиями. Плешь увеличилась и занимала теперь почти всю голову, осталась только узкая полоса тонких волос над ушами да на затылке.