Григорий Крячко - Суррогат мечты

— Заночуем в одном из домов. До вечера мы успеем максимум до канала, а ночью на ЧАЭС лезть бесполезно. Пошли, — скомандовал он и зашагал вперед.

Диме все еще казалось, что он затылком видит крадущуюся за ним черную призрачную тень и ему вслед глядят наполненные нечеловеческой ледяной мудростью глаза с вертикальным зрачком…

Костер трещал, плевался искрами в разные стороны и нещадно чадил горелой краской. Старые рассохшиеся обломки мебели, собранной по коридорам бывшего КБО на улице Курчатова (комбината бытового обслуживания) отлично подошли на роль ночного обогревателя и осветителя, каким пользовались древние предки людей еще в незапамятные времена. В этом сейчас было нечто мистическое: руины заброшенного города и несколько вооруженных угрюмых людей, собравшихся у большого костра, разведенного из того, что когда-то было призвано служить «царям природы», теперь ютящимся в «каменном шалаше».

Снаружи, за большими, панорамными окнами висела глухая ночь Зоны. Страшно и дико было видеть на фоне пепельно-серого неба, беременного своеобычными тучами угольно-черные громады домов. У обычного человека жилище ассоциируется с горящим светом в окнах, с теплящимся очагом. Но здесь это правило нарушалось раз и навсегда. На весь город только один живой огонь костра усталых путников… Это ли не удивительно? Жаль, что никто кроме безмолвных зомби и неведомых тварей Зоны никто не способен увидеть это и оценить по достоинству.

Люди прекрасно понимали, что свет костра в заброшенном городе виден издалека, и вполне может привлечь разнообразную нежить, желающую проверить, кого еще принесло в их обитель. Но ночь выдалась очень сырой и холодной, а защитные костюмы, хоть и выполненные с запасом прочности, от холода спасали слабо. Не тулупы же это были, в конце концов. После недолгих раздумий пришли к решению разложить огонь, а от тварей, будучи все же насмелятся полезть, есть приветливые слова в виде свинцовых сгустков. Помирать — так с музыкой, но не в холоде и темноте же!

Черт сидел в углу на разложенном спальнике и старательно чистил разложенную по деталькам винтовку. СВД ему досталась от покойника в весьма затасканном состоянии. Когда-то при жизни воин следил за оружием, но потом, уже после первой смерти, совершенно наплевал на состояние СВД, и теперь пришлось основательно заниматься работоспособностью всех механизмов. Удивительно вообще, что оптика осталась целой, и пристрелку заново производить не пришлось: Черт не поскупился на пару патронов и проверил меткость винтовки. Результат оказался вполне удовлетворительным.

Призрак выкатил куском металлического прута из костра вздувшуюся, обгорелую консервную банку с перловой кашей с мясом, зачем-то подул на нее, поставил вертикально, достал перочинный нож с комплектом складных лезвий и задумчиво уставился на свой потенциальный ужин. Рядом Дима увлеченно жевал брикет шоколада из сухпайка, заедая галетами с витаминной добавкой. Стоящий в дозоре Эдик с автоматом наперевес внимательно вглядывался в темные безмолвные улицы города. Если честно, безнадежное это было занятие: даже самому внимательному взгляду, если, конечно, он не кошачий, постоянно мерещились скользящие бесплотные тени. А может быть, они там и были?

— Что попросишь у Монолита? — спросил Иван Журналиста.

— Не знаю, — угрюмо буркнул лежащий в углу на натасканных расслоившихся кусках фанеры парень, — Много у меня главных желаний, но какое важнее — никак не придумаю. Скорее всего, сенсацию попрошу, такую, чтобы слава была и имя громкое…

— Думаешь, Исполнитель за тебя репортаж напишет? — фыркнул Сапог, дымивший «беломориной».

— А ты сам бы что попросил? — ощетинился Журналист.

— Ха! У меня, брателло, с этим заморочек нет и не будет. Бабла побольше, а там все само образуется.

Дима усмехнулся и покачал головой: обычный человек. У которого мечты попахивают носками недельной свежести и продуктами физиологических выделений живого организма. Такой же, как все. Жадный до отупения, в меру трусливый и осторожный, подверженный самым заскорузлым, низменным желаниям и страстям. И эгоистичный. В принципе, как и девяносто девять целых и девять десятых процента людей. Ничего нового.

Эдик у окна вдруг вскинул автомат к плечу и щелкнул клавишей ПНВ, но потом медленно опустил оружие, однако прибор не выключил.

— Что случилось? — встрепенулся Семецкий.

— Ничего, — промолвил ученый, не отрываясь от наблюдения, — Просто показалось, что мелькнула какая-то здоровенная зверюга. Очень быстрая…

«Не показалось тебе, — подумал в ответ Шухов, вмиг облившись ледяным потом, почти подавившись куском шоколада, — Она и правда очень большая. И быстрая».

Черт напоследок протер каждую железячку мягкой фланелькой и быстро, профессионально собрал винтовку, передернул затвор, потом отсоединил магазин, передернул еще раз, поймал в ладонь вылетевший патрон, вскинул оружие к плечу и нажал курок. Сухо щелкнул ударник. На мрачном, каменном лице наемника просквозила мимолетная улыбка: он очень любил оружие во всех его проявлениях, способное убивать в любых условиях. Если бы кто-то заглянул в глухую и недоступную для других душу этого человека, то поразился бы, узнав о мечте Черта. Ее не было. Вообще. Но вряд-ли наемник понимал это и до конца сознавал. Он вообще не любил копаться в себе, воспринимая мир просто таким, какой он есть, не зацикливаясь на морально — этических вопросах.

Мысли о том, что за его полуседую голову и голову Дракона, ныне лежащую в неглубокой могиле рядом с искалеченным телом, назначена немаленькая награда сразу в нескольких странах ближнего Востока и Кавказа ничуть не тревожили наемника. Даже недавняя гибель напарника, старого и надежного товарища, нимало не потрясла Черта. Смерть считалась в их ремесле вполне нормальным, закономерным и даже неизбежным финалом карьеры. Волею случая и фортуны их занесло в Зону, но, по сути, ничем не изменили их человеческие сущности.

Темнота сгущалась все сильнее. И все заметнее становилось призрачное, неестественное мерцающее свечение из подвалов домов: там фосфоресцировали стекшие туда и собравшиеся там в немаленькие озерца сгустки «холодца» и «студня». А ведь если так и дальше пойдет, то строениям не простоять долго. Коллоидный сублимированный газ имеет оригинальное свойство растворять все, с чем только ни соприкоснется. Такая «подсветка» выделяла из темноты, подчеркивала необъятные громады домов и прочих строений, придавая им призрачный вид.

Было очень тихо, нарушали этот покой только порывы ветра, заставляющие негромко шелестеть кроны разросшихся исполинских тополей, да еще отрывистое, резкое воронье карканье, изредка раздававшееся неведомо откуда. Один раз раздался протяжный, тоскливый вой с окраины города, неожиданно оборвавшийся, как отрезанный ножом. Наверное, там носились большие собачьи стаи. По крайней мере, их силуэты, мечущиеся в тени домов путники видели, когда выбирали маршрут движения через город, стремясь не попасть на глаза местным обитателям. Убежать или обойти в конечном итоге зачастую оказывалось намного проще, чем отстреливаться, изводя немерянное количество драгоценного боезапаса. Патроны были равны шансам остаться в живых и добраться до цели.