Денис Украинский - Однажды все закончилось

Алена почувствовала мой взгляд и, оставив Машу ее демонам, посмотрела мне в глаза. Какая-то странная и непонятная искра передалась мне от этой девушки, и ее хватило, чтобы зажечь во мне первобытный огонь. Именно огонь, потому что чувство, которое пробуждаясь, вызывал усыпленный до этого момента отчаянием инстинкт, обжигало меня изнутри.

Это был первобытный, самый основной инстинкт, который не то чтобы кричал, но твердо и уверенно говорил, что я должен выжить. Это то, что делает особь мужского пола не просто самцом, а мужчиной. Сознание того, что нужно жить, не смотря ни на что. Жить, чтобы оберегать и защищать тех, кто рядом с тобой. Преодолевая последствия любых стихийных бедствий, вгрызаясь в горло любого, кто захочет причинить вред близким. На минуту, я даже испугался, что стал жертвой вируса, но убедившись в том, что Игорь, Маша и Алена не вызывают во мне аппетита немного успокоился.

— А ты что сидишь, как баран? — крикнула мне в ухо Маша и ладонью толкнула мое лицо.

Это был не удар, и не затрещина, а просто толчок, но этого вполне хватило для того, чтобы огонь, зародившийся у меня внутри, вырвался наружу. Я вскочил, схватил Машу за руки и толкнул ее на пустую, специально для нее приготовленную, табуретку рядим с холодильником. Маша испугалась, и чуть было не свалилась на пол, но удержалась и, глядя на меня с удивлением, затихла.

— Замолчи, дура — прикрикнул я на нее. — Не одной тебе тошно! Никто здесь ни рядом, ни по отдельности спать не будет.

— Это как? Объявим неделю бессонницы? — продолжал веселиться Игорь.

— Думаешь, у тебя есть эта неделя?! — задал я встречный вопрос.

Игорь вернулся из сытого веселья в реальный мир и хотел, что-то мне сказать, но за окном послышался шум и все, кто был на кухне, перегнувшись через стол, посмотрели в окно. Зрелище, которое предстало перед нами, сочетало в себе уже давно устоявшийся порядок вещей вперемешку с напоминанием о мрачной действительности, но в тоже время, имело легкий оттенок жизненной комедии.

По пустой улице медленно ехал милицейский уазик. Перед уазика шел человек в форме сотрудника ОМОНа. В руке он держал дубинку. Шаг его, то ускорялся, то замедлялся в зависимости оттого, что делал то бегущий, то ползущий, возглавляющий процессию, подверженный действию вируса мужчина.

Омоновец громко рассказывал мужчине о его гражданских правах. Вставая на ноги, мужчина с рычанием кидался на стража порядка, натыкался на дубинку и, получая несколько ударов, пытался убежать. Омоновец парой быстрых шагов догонял его, и опять сбивал с ног. После чего рассказывал ему, о своих правах и о том, что он должен согласно служебной инструкции сделать в случае, если гражданин окажет ему сопротивление. Больной вставал и все повторялось.

Когда процессия подошла ближе к нашему окну, я узнал в омоновце своего знакомого. Его звали Олег. Мы часто общались с ним в одной компании. Когда я поступил в университет, его призвали в армию. Отслужив срочную службу, он сдал экзамены по психологической и физической подготовке, после чего посвятил свою жизнь охране нашего спокойствия. Мы с ним, до последнего времени продолжали пересекаться и поддерживали неплохие, приятельские отношения.

Омоновца управляющего уазиком не знал. Водитель, не переставая, кричал своему товарищу, чтобы тот перестал заниматься ерундой и садился в машину. Олег не поддавался на провокации со стороны своего коллеги и продолжал честно и неустанно выполнять свой долг. Работая дубинкой, он пытался втолковать больному, что ему не следует вести себя подобным образом и что, кидаясь на людей, он подвергает себя опасности получить травмы не совместимые с жизнью. В действиях стража порядка просматривалась утопическая идея о том, что все люди братья, и что существуют универсальные «языки», с помощью которых, жители разных стран без слов могут понять друг друга.

— Во дают! — с восторгом воскликнул Игорь.

Поспешно выйдя на балкон, я хотел окликнуть Олега, но он опередил меня. Занятый воспитательной работой, он не переставал следить за тем, что твориться вокруг. И от его профессионального, тренированного глаза не ускользнуло мое появление на балконе четвертого этажа.

— О блин! Кирилл, живой еще? — крикнул Олег, нанося при этом очередной удар дубинкой.

— Как видишь — ответил я.

— Машка цела? — спросил омоновец и не стал догонять больного, когда он опять начал убегать.

— Цела. Что с ней сделается? Зараза заразу не берет — пошутил я, и мы оба рассмеялись.

По тому, как на моей спине начала образовываться дыра, я понял, что не всем эта шутка пришлась по душе. На балкон вышла Алена. Они с Олегом были знакомы, но почти не общались. Хотя Н-ск и не маленький город, но получалось, что все тут друг друга знали, а если и не знали, то имели общих знакомых.

— Аленка! И ты тут? — крикнул Олег и рассмеялся. — Хорошую компанию себе подобрал Кирюха! Тесть с тещей не против такого поворота событий?

— Они уже никогда, в этой жизни, не будут протестовать — ответил я.

Олег помрачнел. В это время на балкон вышел Игорь и обратился к омоновцам с вопросом, что же теперь будет и есть ли надежда на то, что ситуация измениться в лучшую сторону. В ответ, милиционер особого назначения, сидевший за рулем уазика, выдал довольно сложное по построению предложение, изобилующие ненормативной лексикой. Смысл этого предложения заключался в том, что ничего хорошего не может быть там, где мужское и женское начало, теряя свой истинный смысл, превращается в то, что вместо продолжения рода сулит погибель всему человечеству.

— Люди мрут как мухи — вставил Олег. — Похоже, что в округе мало кто в живых остался. А этих уродов, с каждым днем становится больше. Уже бы помирали как все остальные, и то легче было бы.

— Надо уезжать из города — сказал я.

— Конечно надо, кто ж спорит! — согласился Олег. — Нас в отделении всего трое осталось. Ну… И в обезьяннике один кадр. Кто умер, кого пришлось «умереть». Некоторые пошли в разведку, узнать, что в городе твориться и родных забрать, договорились завтра с утра собраться и валить отсюда к чертовой матери.

— Твою ж мать! — выругался омоновец, который сидел в уазике.

С той стороны улицы, куда не спеша, ехала милицейская машина, появилась группа больных. Я насчитал девять человек, если их еще можно так называть. Сетуя на то, что мало патронов Олег быстро сел в машину. И пока уазик разворачивался, крикнул нам напоследок:

— Если надумаете уезжать, то приходите в отделение. Учтите, завтра в девять утра мы валим отсюда и чем дальше, тем лучше.

Мы вернулись к завтраку и поели, как в последний раз. Машу уговаривать не пришлось, она успокоилась и тоже расправилась со своей порцией. Прежде чем принимать какие бы то ни было решения, мы договорились о том, что сначала переварим пищу в животе и события в мыслях.