Алексей Колентьев - Туман войны

Такой поворот событий меня резко обескуражил: человек пришедший от бати, вот так запросто говорил о том, что идёт на верную смерть, причём совершенно добровольно. Внимательно посмотрев в глаза «чилийца», я спросил:

— Шансов вырваться нет и в твоём случае, верно мыслишь — в том направлении развёрнуто до двух батальонов пехоты, хорошо натасканных на войну в лесу. Зачем ты это делаешь?

Вебер закончил прилаживать мачете за поясом так, чтобы рукоять была внизу и слева под рукой. Высказав всё, что ему казалось важным довести до меня, он совсем успокоился, движения вновь приобрели некую плавность, голос стал звучать ровнее. Потом подогнав всё как было раньше и попрыгав на месте, в совершенно знакомой мне по «учебке» манере, просто ответил:

— Все мы выполняем свой долг, камрад Мигель. Сильверо вытащил из Чили мою беременную жену и двоих малолетних племянников. Им всем грозил расстрел за мою принадлежность к компартии, семьи коммунистов тогда в семьдесят третьем вырезали сотнями. [98]А Сильверо рисковал собой, получил пулю под сердце ради моих родных, хотя мог уйти списав всё на экстремальные условия. Теперь, благодаря тебе, я могу вернуть долг — «Чилиец» поглядел на меня спокойно, с твёрдостью, речь его сгладилась, а с торопливостью пропали и речевые оговорки — Но даже если бы мне просто приказали умереть, спасая товарищей, я тоже бы не колебался. Дело, за которое мы тут сражаемся… Свобода очень дорого стоит, компадре Мигель. Мы в Чили это очень хорошо помним и не стоим за ценой.

Я немного опешил, так как в голове сложились разрозненные кусочки мозаики, бередившие сознание вот уже на протяжении всего разговора с Вебером. Передо мной явно стоял человек, прошедший горнило чилийского путча семьдесят третьего года. В силу обстоятельств, я лишь слышал о трагических событиях той осени, когда был убит Сальвадор Альенде. В зарубежной прессе писали, что чилийский президент не выдержал натиска обстоятельств и застрелился, но кипы прочитанных мной газетных статей и обрывки разговоров бывавших в тех краях коллег говорили иное. Человек отказавшийся сдаться и в первых рядах дерущийся с более многочисленным и хорошо вооружённым противником не мог быть малодушным трусом. Часто мы лишь интуитивно чувствуем правду, хотя ничто не подтверждает нашей убеждённости фактически. И вот теперь. Обстоятельства сложились так, что вроде нашёлся человек способный хоть немного прояснить давно мучающий меня вопрос. Пока мы готовились покинуть странное сооружение, служившее группе убежищем уже долгое. По нашим меркам, время, я задал Веберу давно созревший вопрос:

— Понимаю, что прошу слишком много, но эта наша встреча первая и последняя, нам обоим это хорошо известно.

— Спрашивай, компадре.

Вебер уже приладил всю снарягу как положено, топчась на месте и подпрыгивая, проверяя амуницию на «звон». Выражение лица чилийца было спокойным, чувствовалось, что не в первый и даже не в сотый раз он идёт на верную смерть. Мне же стоило определённых усилий сохранять спокойствие, так как рейд слишком затянулся и шансы выжить были абсолютно призрачны. Сглотнув нервный комок, вставший в горле, я спросил:

— Как умирал президент Альенде?

— Ты проницательный человек, Мигель — Лёгкая улыбка мелькнула на губах чилийца и спряталась в курчавой бороде — Но раз уж Судьбе угодно было свести нас вместе и ты спросил то, что уже никого в этом мире кроме нескольких людей в моей несчастной стране давно не волнует… Альенде убил гринго, командовавший одной из штурмовых групп. Это были парашютисты, которых тренировали американцы. В пылу боя один из них забылся и часть команд своим людям отдавал по-английски. Президент помогал нам как мог: подбадривал солдат, стрелял сам… Первый этаж дворца несколько раз переходил из рук в руки, в какой-то момент «контрас», снова прорвались. Наш президент был храбрым человеком, но он не был солдатом, в его автомате закончились патроны и он замешкался на секунду. Двое его телохранителей отстреливались от наседавших солдат и тут один из прорвавшихся грингос отбросил свой опустошённый карабин, выхватил вот такой же как у меня пистолет, перекатом вышел почти прямо к ногам Альенде. И в то же мгновение три раза выстелил в президента, метров с трёх. Всё замедлилось, я был в десятке шагов от президента, дворец уже бомбили, в ушах стоял только звон, как я вообще обернулся в том направлении — не знаю…

Вебер перестал собираться, взгляд чилийца затуманился, меня он больше не замечал, мысленно вновь переживая тот страшный для него миг:

— Потом время словно снова кто-то запустил, гринго пристрелил Анхельмо Руис — мутный парень из личной охраны Альенде, его убили час спустя, но президент был уже мёртв: одна пуля попала в висок, две другие в шею и грудь. Но мы ещё дрались…

Связник замолчал, а я больше ни о чём не спрашивал его. Теперь решив для себя одну из загадок прошлого, на душу снизошло какое-то небывалое облегчение и спокойствие. Что было тому причиной: рассказ ли о смерти человека, до последнего защищавшего то во что он верил, или осознание сопричастности к войне с людьми, которые по всему миру ищут и убивают таких как Альенде или Чегевара — не уловил. Трудно принять такие вещи с ходу, требуется осмыслить и утрамбовать всё в голове, адаптировать душу что-ли. Кивком головы благодарю Вебера за рассказ. Потом, сверяем часы и ещё раз осматриваем снарягу друг друга. Последний раз оглядывая пыльную комнату, подмечаю не оставили ли чего. Кругом только пыль и темнота… Поворачиваюсь к выходу и подойдя к дыре в потолке, три раза коротко дёргаю сигнальную верёвку, теперь Славка точно будет знать, что мы будем рядом через полчаса с небольшим. Важно было действовать синхронно, чтобы рискованный план чилийца не потерпел фиаско в самом начале и всё не оказалось напрасной потерей времени. Я махнул Дуге и мы стали поочерёдно выбираться из подземелья. Поверхность встретила нас хмурым утренним полумраком, на трясину пал клочковатый удушливый туман. Чилиец хлопнул меня по плечу и крепко пожав на прощание руку, повернул в противоположную нашему с Дугой маршруту, держа путь на северо-восток. Через пару шагов, его скрыл туман, словно этого человека вообще тут никогда не было. Не оглядываясь, я мысленно пожелал новому другу выбраться из этого переплёта живым и сделав знак пулемётчику идти вперёд, побрёл следом.

Кругом было относительно тихо, только болотные пичуги перекликались в обычной утренней тональности, сопровождая нас своими разговорами до самой кочки, где притаился Детонатор. Сделав Дуге знак, сменить Славку на посту, чтобы ввести его в курс дела, внимательно осмотрелся, привыкая к мельтешению растительности, режущей глаз. В мешанине оттенков зелёного, чёрного и коричневого, очень легко проморгать противника, способного бесшумно подобраться на дистанцию удара ножом. Но только не теперь: за более чем два года знакомства с местными условиями, я уже стал забывать что такое обычная восточносибирская тайга или чахлые леса российской средней полосы. Сон, увиденный в пирамиде несколько дней назад вызвал приступ дичайшей ностальгии и тоски. Больше всего на свете, хотелось выбраться из этих кишащих жизнью мест, чтобы ощутить вкус свежевыпавшего снега на языке, вдохнуть хвойный аромат кедра, услышать как токует глухарь или поют свои охотничьи песни волки… Тихий плеск позади справа, дал знать, что подошёл Славка. Обменявшись кивками, мы присели и я шёпотом поведал другу о неожиданно изменившихся планах. Глаза Детонатора озорно блеснули, я знал, что лично для него нет муки страшней, чем вот так сутками сидеть на одном месте. Жестами, Славка выразил свою бурную радость, но дальнейшие излияния радости прервал далёкий одиночный взрыв и последовавшие за ним звуки стрельбы. Судя по направлению, это был тот район, куда ушёл чилиец. Глянув на часы, я прикинул время: прошло полтора часа. Получалось, что Вебера засекли несколько позже, чем мы рассчитывали. Сделав своим знак приготовиться к движению, я снова вслушался в звуки далёкого боя. Вебер зацепил передовой наблюдательный пост, вроде того, что был слева от нас на холме. Пауза после пары коротких очередей говорила о том, что федералы были застигнуты врасплох. Видимо, угостив часовых гранатой, чилиец ворвался на их позицию следом и добил уцелевших. Само собой, всё можно было сделать тихо, но цель связника диктовала иной подход — нашуметь, привлечь внимание.