Валидуда Анатольевич - На задворках галактики

У памятника первым колонистам прохаживались парочки. Посреди липовой аллеи на лавочках сидели разновозрастные светлоярцы, что-то обсуждали, о чём-то спорили или смеялись. Путь Брыльнёва пролегал мимо. Он подошёл к цветочному лотку, что в расчёте на таких как он кавалеров работал допоздна, и сыпанул мелочь в металлическое блюдце. Продавщица студенческого возраста справилась какой он желает букет и протянула чайные розы. Пятнадцать больших бутонов в хрустящей обёрточной бумаге. То, что надо. Дама будет довольна.

С госпожой Бакушинской Брыльнёв познакомился около года назад. Лёгкая, по началу, интрижка переросла в роман и очень скоро они перестали скрывать свои отношения. Госпожа Бакушинская была одной из первых (не в смысле номера) актрис в академическом театре. Снималась в кино и лет десять купалась в лучах признания и известности. К моменту их знакомства она разводилась с третьим мужем – известным режиссёром Павлушиным, которого она до этого три года назад мастерски развела с женой. По этому поводу в театральной среде разразилась настоящая шумиха, в профсоюзе даже вынашивали идею исключить разлучницу из своих рядов. Но что-то там не срослось и это "что-то" скорее всего было её славой актрисы, а может и заступничеством некоторых деятелей синематографа. В кино госпожа Бакушинская главных ролей не играла, как говорят в её среде, фактура немного не та, но вторые роли доставались ей часто. И играла она так, что режиссёры становились в очередь, чтобы пригласить сняться в своём новом фильме.

Красивой свою любовницу Брыльнёв назвать не мог, но было в ней что-то такое, что его завораживало. Может всё дело в некоторых неправильностях черт лица, что придавало её лику ту утончённую миловидность вырождения, что так неприсуща остальным женщинам Новороссии. Голос у неё грубоват и низок, глаза необычного чёрного цвета. Не карие, как ему казалось поначалу, а действительно с тёмной радужкой почти чёрного цвета. Фигура не отличалась женственностью – узкие бёдра и пожалуй излишне длинные ноги. Представить госпожу Бакушинскую в качестве матери можно только при богатой фантазии, с её бёдрами рожать крайне трудно. И вся эта неправильность в совокупности работала на притягательность. Был в Бакушинской некий магнетизм, что заставлял на неё оглядываться и желать её. Настоящая роковая женщина. А когда она спешила что-то сказать и начинала грассировать, Брыльнёв просто таял.

Подполковник был прагматиком, сорок лет жизни достаточно, чтобы им стать. И потому он никогда не строил планов в отношении Бакушинской. Он просто знал, что она не выйдет за него, поэтому и не предлагал. Да и если б женился он на ней, долго ли продлился их брак? Брыльнёв радовался хотя бы тому, что она обратила на него внимание и снизошла до его ухаживаний и даже стала любовницей. То, что у объекта его обожания периодически появлялись другие мужчины, он естественно знал. Но предпочитал не устраивать сцен и не хлопать дверью, чтобы потом вымаливать прощение. Унижаться, даже перед женщиной, которую боготворил, он не мог, лучше сразу не делать глупостей и не замечать её коротких интрижек. Тем более что в постели она вытворяла такое, что он готов был ей простить что угодно лишь бы их встречи продолжались.

Улица имени Смирнова начиналась от площади. По обе стороны от проезжей части стояли доходные трёхэтажные дома, двумя кварталами дальше размещались особняки. Брыльнёв прошёлся к дому #6 и позвонил в подъездную дверь. После звукового сигнала кашлянул и сказал:

– Я в пятую квартиру.

– Секундочку… – ответила консьержка, сверяясь с журналом. И видимо, найдя пометку в записях сменщицы, удостоверилась, что проживающая в пятой квартире госпожа Бакушинская распорядилась впустить к ней гостя. – Проходите.

Щёлкнул замок. Подполковник открыл дверь и вошёл в парадную. Консьержка, дама лет за шестьдесят, строго оглядела его и, сделав пометку в журнале, стянула с носа очки. Кивнув из вежливости, Брыльнёв направился к лестничным ступенькам, покрытым синей ковровой дорожкой.

На третьем этаже, как и во всём подъезде, было всего две квартиры. Он дёрнул за шнурок звонка и машинально оправился, что на армейском языке означало устранение мелких недочётов в ношении военной формы. Ждать пришлось примерно минуту.

Дверь хозяйка открыла собственноручно. К этому часу домработница уже давно ушла, нанимаемая не только для наведения порядка в восьми комнатах, но и в качестве прислуги. Надо отметить, госпожа Бакушинская периодически испытывала проблемы с домработницами: во-первых, не каждая женщина была согласна зарабатывать таким способом, многие на подобного рода объявления в газетах острили насчёт длинных ногтей и белоручек; во-вторых, скверный характер хозяйки рано или поздно доводил до конфликта.

– О, моя прелестница! – улыбаясь, раскрыл объятия Брыльнёв и искренне добавил: – Ты сегодня неотразима!

Он шагнул за порог и припал губами к подставленной щеке. Букет хозяйка взяла с улыбкой и, закрыв дверь, скрылась в гостиной. Подполковник быстро и привычно повесил на вешалку фуражку и шарфик, следом накинул на крючок шинель и переобулся в домашние тапочки, заготовленные специально для него.

– Котик! – позвала она из гостиной. – Что ты там так долго делаешь? Хочешь, чтобы я умерла от скуки?

– Помилуй, как можно дать тебе умереть?! – ответил он, входя в комнату. – Только скажи и я сделаю это сам!

– Ах, котик, – улыбнулась она, дёрнув кокетливо плечиком, – из нас двоих играть умею только я. Лучше обойдёмся без лишних слов.

– Намёк понял. Где бутылка? Ах… чёрт, опять шампанское…

– Ну что ты за солдафон? Мог бы и не чертыхаться.

Он смерил её тяжёлым взглядом, одновременно открывая бутылку. Своё неудовольствие прозвучавшим словом "солдафон" он подавил с хлопком откупоренной пробки.

– Ну, Элизабет, – назвал он её (потакая её же придури) на латинизированный манер, почему-то именно так она любила, чтобы её называли в близком кругу, – за тебя! За твои успехи в новом сезоне!

– Спасибо, – хозяйка благосклонно улыбнулась.

Они чокнулись и осушили бокалы до дна. Её тонкие пальчики вытянули из фруктовницы дольку арагонского ананаса и при этом движении пеньюар невзначай сполз с плечика, обнажив правую грудь. Поправлять пеньюар она не стала и лишь поддразнила внимание любовника, заложив ножку на ножку, отчего её бёдра на мгновение открылись по самые ягодицы. Элизабет томно вздохнула и, стрельнув глазками, медленно лизнула дольку ананаса. А затем провела ею по губам и не спеша откусила. Кровь ударила подполковнику в голову, эти её штучки действовали на него безотказно. И когда она потянулась к нему, призывно открыв ротик, он невольно скосил глаза по скользнувшему вниз пеньюару и полностью обнажившимся грудям с затвердевшими сосками. Запах духов дурманил его разум и он уже чувствовал как сильно жмут брюки в паху.