Алексей Гравицкий - Четвертый Рейх

Это был кабинет.

Только большой, очень большой. Игорь в свои годы повидал разные официальные помещения. Как капитан корабля бывал и на приемах в самых высоких кругах. Но такого варварского отношения к полезной площади не видел ни разу. Огромные атланты, высеченные из незнакомого Богданову синеватого камня, подпирали потолок, в этих статуях не было ничего от тех античных статуй, что в герметичных капсулах с инертным газом, хранились на Земле. У здешних атлантов не было бороды или усов. Не было гипертрофированных мышц, только изящество хорошо развитого тела. И каменное небо сводчатого потолка не давило на плечи, наваливаясь неподъемным грузом, а легко держалось на поднятых руках. Статуи смотрели куда-то вдаль, туда, где за огромным — в три высоченных проема — окном теплилась заря.

Большую часть кабинета занимал стол. Такой же значительный, как и все вокруг, в форме стрелы. Всякий человек, казался маленьким, в этом невероятном помещении, со стен которого смотрели не портреты, а… фотографии. Черно-белые, огромного размера. Лица тех, кто был изображен на фотографиях, показались Игорю смутно знакомыми.

В кабинете было тихо.

Экипаж молчал, удивленный увиденным.

— Добро пожаловать! — раздалось неожиданно громко.

Из-за стола поднялся человек, которого Игорь сначала не заметил.

Мужчина был одет в обычный серый костюм-тройку, очень аккуратный, но чуточку старомодный.

— Добро пожаловать! — повторил он, подходя к космонавтам.

Игорь кивнул.

— Добрый день. Мы… — Богданов почувствовал, что фраза прозвучит фальшиво, но решил все же закончить: — Мы пришли с миром.

Человек улыбнулся и протянул руку.

— Дитрих Мюллер.

— Игорь Богданов. Я — капитан корабля, а это мой экипаж. Кларк Баркер, Кадзусе и Мацуме Томидзава.

— Близнецы?

— Нет, просто похожи, — ответил Кадзусе.

— Прекрасно.

Дитрих снова широко улыбнулся. Он был не молод, но и не стар. Хотя точно определить его возраст Игорь бы не взялся. Жизнь на другой планете могла старить людей совсем иначе, нежели на Земле. Он был несколько более коренаст, чем кто-либо из землян, и поэтому Богданов решил, что господин Мюллер уроженец этой планеты. Сила тяжести должна была сказываться на костяке местных жителей. Еще у Дитриха был цепкий взгляд и крепкий, мужественный подбородок. С такой внешностью Мюллер, наверное, очень нравился женщинам.

Интересно то, что у Кларка Баркера этот подбородок вызвал совсем другие чувства. Во всяком случае, взгляд у американца был таким, будто ему страшно захотелось приложиться к этому подбородку кулаком.

— Я фюрер немецкого народа живущего здесь, в Четвертом Рейхе. Рад вас приветствовать на нашей планете.

— Четвертый Рейх это город? Страна? — поинтересовался Богданов.

— Это наш мир, — улыбнулся фюрер и широким жестом указал на стол. — Прошу, садитесь. У вас множество вопросов, у меня тоже. Так что мы можем побеседовать. Вы ведь русский?

Игорь отодвинул стул, сел. Дитрих Мюллер сел напротив, оставив свое официальное кресло пустым.

— Да, — ответил Богданов. — А почему вас это интересует?

При этих словах Баркер чуть заметно вздохнул.

— Просто любопытство. У вас очень чистое лицо. Я изучал антропологию. Но фактического материала у нас очень мало.

Игорь не понял сказанного, но виду не подал.

— Прежде чем мы начнем разговор, я хотел бы поинтересоваться, почему нас содержат раздельно, в камерах?

— Ну, я бы это так не назвал, — фюрер смотрел в лицо. Спокойно, ровно.

— Смею вас заверить, это камеры.

— Тюремные, — добавил Баркер.

— Это недоразумение. — Дитрих Мюллер вздохнул. — Оно скоро разрешится. Поймите, мы не были готовы к такому контакту. Поиски разумной жизни, конечно, ведутся постоянно, но в нашей системе жизни нет.

— А… — Игорь замялся. — То существо, которое я видел, когда нас… конвоировали в замок? По-моему, это местная форма жизни.

— Что вы имеете в виду?

— В саду. Ну, такие… Будто проросшая картошка. Глазастые клубни со щупальцами.

— Ах, это… Это местные жители, — тонкие губы фюрера расплылись в улыбке. — Но разумными их назвать никак нельзя. Мне жаль, что произошел этот инцидент. Это просто ошибка.

— Вы их… употребляете в пищу? — спросил Богданов, припомнив странное мясо, которое им дали на завтрак.

— Нет. Они совершенно непригодны в еду. Но есть другие… — Дитрих замялся на мгновение. — Животные. Вполне годные для кулинарии.

— Но скажите…

Однако фюрер неожиданно хлопнул в ладоши.

Игорь удивленно замолчал.

Открылись двери, в проем всунулась мордочка секретаря.

— Чай. — Мордочка кивнула и исчезла. Фюрер улыбнулся: — Простите, я вас перебил…

— Я хотел спросить, каким образом… — Игорь попробовал подыскать дипломатически верные слова, но ничего в голову не приходило. — Откуда вы?

— А как вам кажется? На кого я похож? У вас есть доктор в команде?

Игорь кивнул Кадзусе.

Японец пожал плечами и ответил:

— На человека, безусловно. Конечно, без полного обследования, осмотра, анализа тканей и костной структуры, я не могу утверждать на сто процентов. Но первичный осмотр указывает на вашу принадлежность к роду хомо сапиенс.

«Хорошо завернул, сразу видно — доктор, — подумал Богданов и мило улыбнулся фюреру. — Особенно про анализ костной структуры».

Дитрих Мюллер юмор, видимо, оценил, потому что заулыбался еще шире.

— Японцы. Многие говорят, что немцы — педанты. Я считаю это ерундой. Знали бы вы, сколько сил нам пришлось потратить, чтобы приучить людей к порядку. Уверен, что с японцами все было бы проще.

Что-то было в его словах такое… Особое. Неприятное. Какой-то душок был. Но какой и в чем он выражался, Игорь понять не мог.

Дверь бесшумно открылась, и появился секретарь с двумя официантками. Белые чайные чашечки с темной жидкостью, сахарница с какими-то прозрачными кристаллами, блюдо с небольшими бутербродами на сером хлебе. Все вроде бы знакомое, но другое. Словно в старую обертку завернули какой-то совершенно иной продукт.

— Прошу вас.

Когда секретарь удалился, фюрер продолжил:

— Смею вас заверить, даже без осмотра, что под костюмом у меня нет никаких щупалец, а цвет кожи — белый. Я человек. Почти такой же, как и вы.

«Интересно, почему почти?» — удивился про себя Игорь.

— Но эта планета стала нашим домом. Четвертый Рейх, это место, где арийцы могут жить так, как всегда хотели. Не побоюсь этого слова, мы достигли очень высокой степени социальной справедливости и государственного устройства. Это был долгий путь. Тяжелый. Как видите, планеты системы Вольф-562 — не самое гостеприимное место. Но небеса были к нам благосклонны. В прямом и переносном смысле слова.