Кит Ломер - Планета катастроф

Поколебавшись, он вышел. А я отдыхал, откинувшись на подушки.

С едой для ленча паренек немного запоздал. Я подождал, пока он поставит поднос, потом схватил его за руку.

— Куда мы плывем, я узнал, — пробормотал он. — Если я скажу вам, вы не донесете?

— Не донесу-даже о лишней плошке каши.

— Мы плывем в местность, которая называется Гонвондо.

— А где это — в Африке?

— Нет.

— Ну не тяни время, юнга. Где этот Гонвондо?

— Будем девять дней плыть на юг.

— А мы миновали Суэцкий канал?

— Да.

Так. Девять дней к югу — это значит мимо мыса Доброй Надежды, затем по океану. А там ничего нет, кроме айсбергов и пингвинов. — Перестав балагурить, я посмотрел ему в глаза. — Ну да, все ясно. Мы плывем в Антарктиду.

Дальше я не очень терзал моего «связного», обед прошел без географической викторины. Потом я заснул, почти как покойник, и спал до утра.

За завтраком, покончив со своей порцией овсяной каши, жидкой, как суп, я посмотрел в глаза парню.

— Кто ведет корабль?

— Мы.

— Кто такие «мы»?

— Ну… не такие, как вы.

— А какие же вы?

Он не ответил, глядя холодно и равнодушно. Я зашел с другой стороны:

— Почему они охотятся за девушкой?

— Ничего не знаю о девушке.

— А что они хотят узнать от меня?

— Об этом я не имею права говорить.

— Ах вот как. Тогда я расскажу «черносливу», что мы причалим в Антарктиде через девять дней, и что я знаю это от тебя: У тебя только один выход — говорить мне то, что я хочу знать. Глаза его остекленели. Он повернулся к двери.

— Постой! — крикнул я. — Подумай, прежде чем класть Голову на плаху. Ну что из того, что ты ответишь на мои вопросы? Через несколько дней, мы придем в порт, и я сам увижу — в какой. И буду знать, сколько дней мы шли. Подумаешь, какой секрет.

— Мне не разрешают говорить больше, чем необходимо.

— Но тебе, мальчик, необходимо говорить со мной.

Ему пришлось какое-то время Переварить эту мысль.

— Да, — ответил он. — Это так. — Ведь не стали бы они таскать меня по всему шарику, просто чтобы спросить, где я прячу девушку. Они могли выбить из меня признание на месте. Так зачем я им нужен?

— Не знаю.

— Узнай.

— Это невозможно.

— А я говорю — узнай. Он поморгал своими рыбьими глазами.

— Попытаюсь.

К ленчу у парня была для меня новость:

— Вас привезут в одно секретное место для допроса.

— О чем они будут спрашивать? И почему не здесь?

— Вы должны ответить, как вы узнали, где находится Тайный пункт. В Гонвондо есть механизмы, которые развяжут вам язык.

— Механизмы, говоришь? Испанский сапог, каленое железо — что именно?

Парень развел руки в стороны, изображая что-то большое.

— Огромные. Не знаю, как называются.

— Ну что ж, ты делаешь успехи, юнга. Мне бы хотелось, чтобы ты разузнал, как будет проходить высадка, где лайнер причалит, что это за страна, далеко ли в глубь континента меня повезут.

— Я ничего об этом не знаю.

— Правильно, но вполне можешь узнать, Кстати, распусти слухи, что я очень слаб. Едва ухитряюсь добраться до туалета и обратно.

К ужину юнга принес еще одну информацию: высаживаться будем с помощью десантной баржи, а добираться до Тайного пункта — полдня.

— Насколько она большая, эта баржа? Сколько людей возьмет?

Этого он не знал. У юнги было много отрицательных черт, но среди них совершенно отсутствовало любопытство.

Когда он ушел от меня после ужина, я решил выйти на разведку. Замок был обыкновенным — из тех, которые можно открыть изнутри. Выбравшись из палаты, я посмотрел вправо и влево и увидел узкий коридор с дверями по обеим сторонам, Кроме ровного шума машинного отделения, не было слышно ни звука. Ну что ж, для разведки это время дня ничем не хуже другого. Пробежав босиком до следующей двери, я постучал, готовый рвануть назад, если мне ответят. Тишина. Повернув ручку двери, я вошел в каюту.

Она была совершенно пуста, если не считать койки с тюфяком и пустых вешалок в шкафу. Такими же пустыми оказались и следующие три каюты.

Последняя из них по той же стороне коридора обрадовала меня подарками: я нашел пыльную фетровую шляпу, несколько заколок для волос, засохшую жвачку и два полузаржавевших лезвия для старомодной бритвы.

Сложив добычу в шляпу, я благополучно вернулся в свою то ли палату, то ли каюту, то ли камеру.

Но мне понравилась эта вылазка, и я проделал следующую уже заполночь, на этот раз я нашел тяжелый синий плащ, очень заношенный и, грязный. Он был к тому же и велик мне, но разгуливала, лучше в нем, нежели голым, вернувшись к себе, я расправил его под матрасом, заснул и увидел во сне свой побег Полный разнообразных приключений.

На следующую ночь я совсем осмелел и вышел за пределы коридора; идя по какому-то проходу, я увидел широкую лестницу, ведущую наверх. Здесь, открыв дверь наугад, я попал в маленькую каюту, где мне удалось пополнить свой гардероб: я нашел шерстяную, шапку, хлопчатобумажные штаны, когда-то бывшие светлыми, и пару пластиковых сапог до колен. Услышав приближающиеся голоса, я тут же скользнул в свое убежище.

Не успел я бросить «обновки» в шкаф и улечься в койку, как дверь отворилась, вошел юнга, а с ним пожилой полноватый мужчина с широко расставленными бесцветными глазами. Его подвижные губы непроизвольно складывались в улыбку шимпанзе.

— Что тебе рассказывал вот этот? — он указал на юнгу.

— Рассказывал? — я изобразил удивление. — Да у него даже нельзя узнать, который час. Я думал, что он и говорить-то не умеет.

— Он называл место назначения корабля?

— Вы все путаете. Это и ему сказал, куда мы идем, — сообщил я.

— Куда же мы идем?

— В Австралию, — сказал я, не раздумывая. — Больше некуда.

— А этот… не говорил больше ни о чем?

— А как он мог говорить? Он и английского-то не знает.

— Ферштейн зи дойч? — спросил вопрошавший. — Парле ву франсе?

— Не валяй дурака, — сказал я. — Говори по-английски.

— Значит, другого ты не знаешь?

— А зачем? Английский — самый лучший.

— И ты уверен, что он ничего не рассказывал?

— Послушай, я даже имени его не смог узнать.

— А зачем тебе его имя?

— Чтобы как-то его называть.

— Зачем тебе называть его конкретным именем?

— Чтобы знать, с кем я разговариваю.

— Но если вас здесь было только двое — трудно перепутать.

— И все же! Я назвал его юнгой.

— Объясни, зачем.

— Он знал, что он единственный юнга, поэтому я и назвал его так.

Широко расставленные глаза помигали, губы пожевали в задумчивости. Шимпанзе и юнга ушли, а я размышлял о том, что за идиотская компания втянула меня в свои ряды. Потом вспомнил Кармоди и Рашаса, мертвых на палубе, вспомнил, как целился в меня Сэтис, я вспомнил всех, кто пытался меня уничтожить, это началось еще в Гринлифе. И понял, что если это маньяки, то у них один пункт помешательства: убийство.