Дмитрий Казаков - Сборник рассказов.

Площадь заполнилось полностью, и к этому времени черный лишай покрыл солнце целиком. На потемневшем от ужаса небе обнаружились недовольные на вид звезды.

Люди стояли молча. Богачи — в передних рядах, те, кто победнее — сзади. Кому не хватило места на розовом мраморе, толпились на ближайших улочках, надеясь ухватить хоть кусочек зрелища.

С площади начало церемонии выглядело впечатляюще. Из глубин храма раздался рев, который может издать разве что тысяча быков, и ворота, гигантские, в четыре человеческих роста, с грохотом распахнулись. Внутренности храма, ярко освещенные сотнями факелов, хорошо просматривались с площади. Глазами из огромных сапфиров, глядел на людей Баал, могучий бородатый мужчина с копьем в руке.

Верховный жрец в парадной фиолетовой, расшитой золотыми молниями накидке, вышел из ворот. Он знал, что выглядит муравьем рядом с колоссом храма, но сильный, тренированный голос священнослужителя разносился над площадью легко, долетая до самых дальних ее уголков:

— Сограждане! Настал великий день, и Владыка Города, Неистовый Баал, явит нам свою власть!

Он выдержал паузу, пробежал глазами по толпе. Люди почтительно внимают, но не помешает напомнить, какое им выпало счастье — жить под десницей Баала:

— Возблагодарим же могучего бога за то, что выбирает он нам правителя, по воле своей и разумению! Что не должны мы проводить безумный фарс под названием Выборы, которым увлечены соседи наши из безбожного города Амероса, подобного скоплению гнуснейшего гноя и мерзости! Что не должны мы выбирать самого достойного из недостойных, слушать потоки лжи, что изливают кандидаты друг на друга на городской площади!

Вновь пауза. Где-то в задних рядах заплакал ребенок. Совсем маленький, наверное. Но его быстро успокоили.

— Возблагодарим его и за то, что нет в боголюбивом Терсисе мерзости под названием Монархия, как в зловреднейшем Лондинуме, когда власть переходит от отца к сыну. Что не должны мы терпеть на троне дурака или злодея! Мудрость божественная превыше человеческой, и богу нашему, Баалу, вверяем мы выбор!

Тишина стала такой, что Амир ощутил давление на уши. Отчего-то сделалось душно, запах благовоний, текущий из храма, раздражал.

Преодолев нахлынувшее головокружение, верховный жрец развернулся лицом к идолу. Воздел руки. Привычно, не требуя участия разума, полился из уст торжественный гимн:

— О ты, чья длань породила небо, палец возжег солнце, а разум измыслил землю, славься!

— Славься! — подхвати хор младших жрецов из храма.

— О ты, чьи милости неисчислимы, мощь неизмерима, а мудрость непроницаема, славься! — слаженный напев возносился к темному небу с такой мощью, что по телу Амира прокатилась волна сладкой дрожи.

Закончился гимн, вернулась тишина. Верховный жрец слегка склонил голову, незаметно для горожан. На площадку перед храмом откуда-то сбоку выволокли необходимую жертву — козла.

Козел не желал быть жертвой. Он отчаянно мемекал, мотал бородатой башкой, яростно упирался копытами.

Благочестивое настроение с толпы как ветром сдуло. По площади пробежали смешки. Амир молча злился, а до ушей его долетали обрывки реплик:

— Как же…

— … никто не мог знать!

— … что…

— Козел-тоже человек…

«Шутники!» — сердито подумал верховный жрец.

Наконец, двое дюжих священнослужителей, изрядно запыхавшись, все же затащили строптивую животину в храм. Там, на восьмиугольнике из темного камня, что четко выделяется на белом полу, и предстоит пролиться крови.

Медленно и величаво Амир подошел к козлу, не глядя, протянул правую руку в сторону. Сразу же ладони коснулась холодная рукоять жертвенного ножа.

Перерезая волосатое горло, он не чувствовал ничего — привык. Тело животного забилось в агонии, багровая жидкость хлынула на пол, застывая уродливыми потеками.

Козла утащили, нож из рук забрали, и верховный жрец вновь повернулся к горожанам.

— Примем же выбор Баала! — прокричал он. — Склонимся перед мудростью его!

Семеро претендентов в алых, расшитых чернью накидках, выглядели до ужаса одинаковыми. Схожие чувства отражались и на лицах — волнение, ожидание, гордость, страх.

Кинули жребий. Первым идти выпало Беллуру, отпрыску одного из богатейших семейств Терсиса.

Горделиво улыбнувшись, он шагнул на темный камень, залитый козлиной кровью. Сапфировые глаза изваяния набрякли свечением, и с жутким треском из них прянула синяя молния. Беллур как стоял, так и рухнул прямо, словно срубленный кедр.

Второй претендент выглядел не столь уверенно. С трудом сдерживая дрожь, занял он положенное место. Вновь молния, на этот раз с низким гулом — и на полу храма оказался еще один труп.

— Кто виноват? Что делать? — начальник городского войска, обычно спокойный и выдержанный, почти кричал. Могучие руки его тряслись, губы прыгали, в коричневых, как кора дуба, глазах, застыло отчаяние.

— А я почем знаю? — огрызнулся Амир, нервно кусая губы. — Такого, чтобы Баал отверг всех, еще не было!

Они, двенадцать человек — самых богатых, самых влиятельных, стояли в боковом приделе храма. Так, чтобы их не было видно с площади. Оттуда доносился раздраженный гул. Народ не понимал, что происходит, он хотел нового правителя. Темное пятно по-прежнему закрывало солнце, давая понять, что Коронация не состоялась.

— Я думаю, — произнес медленно Вакир, богатейший торговец, владелец нескольких десятков кораблей. — Что надо закончить ритуал. Но сделать это разумно.

— Как? — начальник войска перестал дрожать.

— Гнев Баала неотразим, — Вакир улыбнулся. — Но никто не помешает нам использовать этот гнев в своих интересах. Мы имеем возможность избавиться от неугодных городу людей руками бога.

— И Баал сам дал нам знак для этого, — подхватил верховный жрец, довольно щуря темные глаза. — Очень хорошо! И я знаю, с кого мы начнем!

Пятеро стражников, бренча доспехами, покинули храм, и направились в сторону городской темницы.

— Жители славного Терсиса! — возгласил Амир, и сделал паузу, давая возможность толпе успокоиться. — Баал, чьи милости неисчислимы, подал нам знак! Что пришли новые времена, и правитель города должен избираться по-новому!

В безоблачном небе ударил гром, и налетевший ниоткуда вихрь заставил людей содрогнуться. Из толпы донеслись крики ужаса. Но для верховного жреца в грохоте бури явственно прозвучал смешок, тот же, что утром, в храме.

— Но сначала нужно принести жертву, знаменующую новый завет между нами и богом, — Амир закрыл глаза, и воздел руки. — Особую жертву! Человеческую!

Горожане отозвались единым выдохом. Таких жертв в городе Тысячи домов не приносили очень давно, со времен страшного мора.