Анатолий Спесивцев - 5. Настоящий потоп .Редакционное название Есаул из будущего. Казачий Потоп

- Здравы будьте, пане казак.

- И тебе не болеть!

- Вот услышал в вашей песне слово "ром", а знаете ли вы, что он ещё хуже горилки? Пил я его в Данциге.

Одному сидеть было совсем скучно, поэтому Юхим пригласил подошедшего присаживаться:

- Садись вон туда, как там тебя? - показал пальцем на освободившееся в связи с выпадением на пол тела занимавшего ранее место за столом, одновременно наливая из большого штофа новому собутыльнику горилки в чарку выбывшего.

- Наверное, Марек я, - с некоторым сомнением представился тот, говоря с заметным польским акцентом, и присел на лавку. Чарку он взял и немедленно залпом выпил содержимое.

- Ик! Как это - наверное? Ты что, забыл, как тебя зовут?

- Да нет…

Выяснилось, что Марек, сын разорившегося ремесленника из Кракова. Ранее бывший истово верившим католиком, он не захотел гнуть целыми днями спину над чужой обувью и принял постриг, стал монахом бенедектинцем. И был наречён Николаем, в честь знаменитого святого. Надеялся сделать там благодаря своему шляхетству карьеру*. Но монашеская жизнь ему не понравилась, и он, подсуетившись, сумел понравиться одному из видных иезуитов города. Слышал, что те живут нормальной жизнью, в монастырях не запираются. Бог знает, как сложилась бы его судьба там, ленивым людям с завышенными требованиями везде плохо, но покровитель неожиданно умер. Брата Николая отправили в Луцк, на помощь местной иезуитской общине, заканчивавшей возведение огромного храма.

Увы, и в Луцке его сомнительные, если не отсутствующие таланты не оценили и в начальство не продвигали, зато работой нагружать не забывали. Достаточно скоро обиженный Николай проворовался и сбежал с украденным подальше. В место, где, как он надеялся, отцы-иезуиты его не достанут, на Сечь. Правда, здесь, узнав подробности казацкой жизни, принимать православие и вступать в войско он не спешил. Трусоват был Марек-Николай, дома воином не захотел стать и здесь не торопился за саблю браться.

Явную гнилость подсевшего к нему субъекта Юхим рассмотрел очень быстро, но одному было скучно, вот и смирился с не подходящим для лыцаря собутыльником. Под рассказы о порочности бенедиктинцев и подлости иезуитов и вырубился после опустошения очередной чарки. Похмелялся уже в своей, казацкой кампании, а здесь и война подоспела, пришлось с выпивкой завязывать до поздней осени. Ох и плохо ему было… хотя до зелёных чёртиков допиться так и не удалось, как ни старался. Организм бунтовал против резкого вывода алкоголя из дневного рациона и отказывался принимать внутрь сколь-либо серьёзные порции любой пищи.

"И правда, что ли, стали меня опасаться? Вот будет смешно, если черти, наслушавшись баек обо мне, вообразят меня опасным колдуном…но если начнут мстить, будет совсем не смешно. Хотя после длительных попоек мне и раньше жрать не хотелось".

Васюринский курень Хмель отправил для зачистки - прижилось одно из словечек Москаля-чародея у казаков - маленьких местечек и замков на юго-востоке Волыни и запугивания укрывшихся в Луцке. Тысячи пехотинцев и полутысячи конников для взятия такой крепости заведомо не хватало, им такую задачу и не ставили. Возглавил курень имени самого себя Иван, передавший опять полномочия куренного заместителю и ставший наказным куренным. Из-за материальной ответственности куренной всегда должен был оставаться при курене и порученном ему для охраны имуществе. Учитывая наказание за пропажу любой мелочи, сдача и приём этого самого барахла проводилась самым тщательным образом, никакой аудитор не подкопается.

Уже выйдя в поход, Срачкороб вдруг вспомнил отрывок из беседы с незадачливым бывшим иезуитом, о существовании подземного хода прямо из построенного в центре собора за городские стены. Название собора у него из головы вылетело, но имея возможность тайно проникнуть в город… Он немедленно подъехал к другу, и тот тут же отправил его обратно, искать этого Марека-Николая.

Найти удалось быстро. В одном из шинков, не том, в котором они встретились. Был Марек опять пьян, да до того, что не соображал, без сознания за столом прикорнул. Пришлось заплатить за выпитое им. Дожидаться, пока очухается и расскажет, сколько должен шинкарю и должен ли вообще, не стали. Некогда. Юхим зло посмотрел на якобы расстроенного донельзя и готового вот-вот впасть в отчаянье работника общепита, сплюнул на грязный пол и отдал половину запрошенных денег. После чего приказал свои казакам, и они, взяв бывшего монаха под белы (точнее, грязные) руки, вытащили на улицу, привязали к седлу и так повезли, словно мешок с чем-то непотребным. Под вопли шинкаря о его скором разорении. Когда поляк вёрст через десять немного очухался, весьма удивился неожиданному изменению окружающей обстановки.

- А куда мы едем? - жмурясь на солнце, протирая глаза рукавом и озираясь с удивлённым выражением лица, спросил он. Произношение слов давалось ему с немалым трудом, покрасневшие глаза видели плохо, впридачу пьяницу заметно пробирала дрожь, несмотря на тёплую погоду. - Где это мы? Зачем вы меня везёте? - к концу в голосе страх прорезался.

Пришлось бедолагу успокаивать и объяснять, почему его болезного умыкнули, будто девку в горах. Соображал Марек плохо, но подтвердил, что да, заставили злые отцы иезуиты его, несчастного наблюдать за работой каменщиков из Баварии, выкладывавших подземный ход кирпичом. И что видел он там другие, построенные давным-давно, в том числе один, идущий далеко. Прошёлся по нему до самого конца, подумал, что в древних тоннелях и клад найти можно. Ничего не нашёл, но длину приблизительную запомнил, как и направление от Петропавловского кафедрального собора. Наружу, правда, не выходил, и места, где заканчивается, Марек не знал, собирался позже поинтересоваться тайком, да дела помешали, а потом и бежать от "проклятых папежников" пришлось.

Юхим хмыкнул себе под нос, из разговора ему запомнилось, что отречься от веры отцов бывший иезуит не удосужился, получается - сам себя проклятым назвал. Решил, заодно, проверить и сколько переплатил шинкарю, в том, что тот взял с него лишку - не сомневался.

- Марек, а сколько ты жиду задолжал?

- Какому?

- Да шинкарю, из заведения которого мы тебя вытащили.

Поляк задумался, пытаясь вспомнить, потом довольно улыбнулся:

- Да нисколько, меня казаки за свой счёт угощали.

Срачкороб сплюнул с досады.

- От кляте племья! Ну, вернусь, я ему!… - прекрасно понимая, что ничего серьёзного сделать обманщику не сможет. Самое большее - заставит отдать деньги в двойном размере.

Промашка знаменитого шутника вызвала весёлое оживление среди казаков и весьма ехидные комментарии. Многим довелось становиться жертвой розыгрышей Юхима, теперь они спешили отыграться.