Андрей Валерьев - Фаранг (Дилогия)

"А он вырос…"

Старик закрыл глаза. Его воспитанник не нуждался в нём и его советах. Сына вождя племенного союза горцев, будущего властителя обширных земель на далёком юге не интересовало мнение старого шамана.

— Заткнись, старик, — ражий детина ростом на две головы выше любого из воинов, сопровождавших его в походе, рычал, глядя мутными от ненависти глазами на идущий за ними по пятам корабль, — заткнись! Как они смеют… как… они…

Шаман промолчал. Объяснять безмозглому дикарю очевидные вещи было себе дороже. Да и не требовались будущему вождю никакие объяснения — он жаждал крови, власти и независимости. А то, что всю дорогу за ним, как за маленьким ребёнком, приглядывала боевая галера императорского флота, только ещё сильнее распаляло его гнев.

— Мне не добыть славы на севере, да и что за доблесть — убить десяток черноногих ныряльщиков за жемчугом.

Вождь медленно, сквозь кривые жёлтые зубы цедил слова и напряжённо смотрел на маленькую точку на горизонте.

— Мы сразимся с ними!

Три десятка воинов-гребцов "Урагана" разразились воинским кличем, поддерживая решение своего предводителя.

Шаман открыл глаза.

"Только не это! Придурок вонючий!"

— Молодой господин помнит о том, что на галере стоит огнемёт? И что в экипаже вдвое больше воинов, чем у вас, господин.

Старик согнулся в поклоне, ожидая ответ.

Вождь тяжело засопел. Несмотря на то, что каждый из бойцов его личной дружины был вдвое крепче этих мелких недомерков имперцев, связываться с ними было очень опасно. Манмарская морская пехота и линейные полки внутренних гарнизонов были очень крепким орешком. Во всяком случае вот уже тридцать зим ни один из вождей с гор и побережья не смел бросить вызова империи. Даже больше — дружины вождей СЛУЖИЛИ империи, неся воинскую повинность на самых дальних границах.

"Время пришло"

Старший наследник главы племенного союза встряхнулся и, посмотрев на сгорбленную фигурку шамана, скрипнул зубами.

— Я помню. Я ударю их… молнией!

— Эй-хей!

После секундной ошеломлённой тишины "Ураган" взорвался ликующим рёвом.

— Я видел, — вождь сжал рукой висевший у него на груди медальон древних, — как мой дед выпустил из него молнию и я тоже смогу сделать это! Молчи, старик! Эй, ты, ты и ты — свяжите его и заприте от меня подальше. От него разит человечиной. И что мой отец в нём нашёл?

— Кормчий, дождись сильного встречного ветра, разворачивай "Ураган" и иди на манмарцев. Подними боевой парус. Всем грести так, как никогда ещё не гребли! И море увидит, как я, вождь народов гор и побережья, выпущу на свет молнию!

"Господи! Да заткнёшься ты когда-нибудь, а? Пожалуйста, заткнись. Заткнись! Заткнись!"

Ну конечно! Годовалый малыш, уже три часа "веселивший" пассажиров безудержным рёвом, только шире распахнул варежку. Измученная мать обречённо сунула ребёнку в рот грудь, но малыш, выгнувшись немыслимой дугой, выплюнул титьку и зашёлся в крике.

"Да нахрена ж вы такого маленького — да в самолёт то, а?!"

Эта же мысль была написана на лицах всех без исключения пассажиров, летевших в битком набитом турецком чартере по маршруту Алма-Ата — Анталья. Затюканная черноглазая стюардесса, которая так мило и ласково улыбалась всем, а особенно детям, при посадке на борт, принесла очередную бутылочку с тёплой водой и поспешно удалилась.

"Мамаша! Это же невозможно!"

Витька Егоров крепко зажмурился и изо всех сил зажал уши указательными пальцами.

А как всё хорошо начиналось!

Свой отпуск Витька Егоров, тридцатитрёхлетний менеджер рекламного агентства, честно отгулял ещё в феврале, свозив себя, любимого, и тогда ещё любимую Иру в Таиланд. Сразу после двух чудесных недель, проведённых на пляже под жарким солнцем, Ирочка объявила, что де "у нас полная несовместимость" и что "я как-то не вижу нашего общего будущего".

Сука.

Больше всего было жаль потраченных на тёлку денег.

Витя закопался в воспоминания и пальцы, плотно вонзившиеся в ушные раковины, дали слабину. В мозг немедленно ввинтился визг ребёнка.

"Ненавижу детей!"

В связи с невозможностью уехать летом из душного города, Витя совсем уж было собрался загрустить, как тут его вызвал шеф и предложил по-быстрому смотаться в командировку. Угадайте куда? В Турцию. Услышав об этом, Витька сделал классический американский "ес!", но начальство его восторг немедленно притушило.

— Ты, Егоров, не расслабляйся. Работы много. Если всё успеешь, то и на море вырвешься, но!

Пухлый палец шефа маячил перед носом.

— Но дело — прежде всего!

— Обижаете…

Дело было весьма срочное — нужно было провести несколько встреч с потенциальными клиентами и проехаться им по ушам. Самое главное — "проехаться" надо было красиво. Обычно неразговорчивый и малообщительный Витя на роль продавца рекламы подходил мало, но было в нём одно полезное качество — когда "подпирало" он преображался. Егоров надевал костюм, туфли, повязывал галстук и с манерами наследного лорда, на прекрасном английском языке, продавал всё, что только можно было продать. Начальство это полезное качество своего работника ценило и по пустякам им не разбрасывалось — Виктора Сергеевича бросали в бой только на самых важных клиентов.

Вылетать следовало немедленно, то есть, завтра утром, но вот с билетами вышла закавыка — на регулярных рейсах до Стамбула свободных мест не было вообще. За окном было тридцать первое мая и народ, дождавшись, наконец, детских каникул, дружно рванул в сторону моря. Когда секретарша босса доложила об этом печальном факте (об отсутствии билетов), шеф поначалу схватился за голову, а затем подумал и всё решил.

— Значит так, Егоров, летишь турецким чартером. "Пегасом". На откидном месте. Возле туалета тебя обещали посадить… помолчи Егоров! Сделаешь контракт — через неделю отправлю первым классом в Грецию. В отпуск. Всё. Кру-гом!

Виктор развернулся "кругом" и поехал собираться в дорогу. До вылета оставалось всего пять часов.

Сидеть с зажатыми ушами и зажмуренными глазами было очень тихо, но очень неудобно. Витька честно попытался заснуть, но через пять минут мышцы на лице стало сводить судорогой и глаза пришлось открыть. Первое, что увидел Витя, был сочувствующий взгляд стюардессы, стоявшей перед ним в проходе. Над головой хлопнула дверь туалета, и в нос ударил весьма специфический запашок. Витя отвернулся и попытался собрать свои широченные, но костлявые плечи в кучку, чтобы их в очередной раз не задела бедром очередная благоухающая туалетом пассажирка. Семьсот тридцать седьмой был изначально сделан для чартерных рейсов, а потому отдельного салона бизнес-класса не имел и Витька отлично видел как в голове самолёта, прямо в проходе вовсю идёт весёлая тусовка. Как поднимаются пластмассовые стаканчики, режется и раздаётся торт и все желают…