Михаил Михеев - Песец подкрался незамеченным

— Я это, я, не бойся. Сильно страшно было?

Юля только кивнула. Ковалев сердито щелкнул пальцами.

— Зря. Смотри.

Ковалев подобрал лежащий на полу осколок штукатурки, выбитый пулей из стены, и с силой запустил его в дочь. Импровизированный снаряд, не дойдя до опешившей девочки пару сантиметров, вдруг со скоростью пули отлетел в сторону. Ковалев осклабился:

— Прости, не предупредил. У тебя в поясе, в пряжке, генератор силового поля, я его втихую туда вмонтировал, а когда начался штурм — активировал. Тридцать минут защиты от всего, кроме газа и бактерий, да еще станер плохо держит, к сожалению. Кстати, хорош сидеть — освобождайся.

Юля, как загипнотизированная, дернула рукой, и цепочка наручников, еще десять минут назад попавшая в силовое поле и, совсем незаметно для глаз, изжеванная им на молекулярном уровне, рассыпалась мелкой стальной крошкой. Потом она подняла глаза на отца и с прямо-таки детской непосредственностью спросила:

— Ты что, Дарт Вейдер, да?

Ответом ей был громовой хохот всех четверых спасателей. Громче всех смеялся самый высокий, он же и ответил:

— Дарт Вейдер… Ой, не могу! Девочка, да по сравнению с твоим отцом Дарт Вейдер — младенец…

— Молчать, поручик! — сквозь смех ответил Ковалев, пародируя старый анекдот. — И вообще, Олаф, бери ребенка и тащи его на борт, защиту я сейчас деактивирую. Доставишь — и мухой обратно.

Высокий, продолжая смеяться, подхватил Юлю под руку и потащил ее в угол комнаты. Минуту спустя он уже развернул там маленький, но не без изящества исполненный прибор в форме пирамидки с венчиком решетчатых антенн сверху. Еще пять секунд спустя потолок над прибором исчез в короткой яростной вспышке. Прибор был не более чем передатчиком, корректировщиком огня, по которому навелся позитронный излучатель бота, пробивший туннель непосредственно в подвал.

А дальше силовой захват подхватил обоих и в какие-то пару секунд втащил на борт бота. Юля даже взвизгнуть не успела, как уже сидела в мягком кресле, правда, огромном, в несколько раз больше обычного, намертво пристегнутая ремнем. Олаф, с немалой сноровкой затащивший ее на борт столь экзотического для Земли транспортного средства, поглядел на дело рук своих и улыбнулся:

— Давай договоримся. Я сейчас отлучусь ненадолго, помогу твоему папе, а ты пока сиди и ничего не трогай, ладно?

Дождавшись утвердительного кивка, Олаф еще раз ободряюще улыбнулся во все тридцать два зуба (благо, маска была уже снята) и отправился к десантному люку. По дороге он коротким, почти незаметным движением коснулся пальцем точки на шее девочки, и та мгновенно провалилась в глубокий здоровый сон. Вот теперь Олаф действительно мог быть уверен, что в течение как минимум часа она будет сидеть и ничего не трогать. А то дети — это, конечно, здорово, но геморрою с ними…

Олаф вернулся в подвал меньше чем через минуту. За это время диспозиция там принципиально не поменялась — Ланцет все так же стоял, покачивая стволом пулемета и оказывая на пленных психологическое давление, Ковалев и Синицын негромко переговаривались в углу, рассматривая стащенное в кучу оружие. Увидев, что десантник вернулся, Ковалев довольно кивнул и громко сказал:

— Ну что, господа офицеры, активную фазу операции можно считать законченной. Можно подводить итоги. Я недоволен нами, господа.

В первый момент Олаф удивился, что Ковалев начал разговор при пленных, но потом понял две простые истины: во-первых, Ковалеву надо выговориться, получить психологическую разрядку. Он ведь, несмотря на высокое звание, погоны надел совсем недавно и такую мясорубку своими руками еще ни разу не устраивал. С расстояния — устраивал и похлеще, но там все больше было каким-то… виртуальным, что ли. Кровь не чавкает под ногами того, кто отдает приказы, стоя на мостике, да и на лице пилота истребителя ее тоже, как правило, нет. Представители иных цивилизаций не в счет — их уничтожение воспринимается совсем иначе, а здесь все-таки люди, пусть и шелудивые, но люди. Ну а во-вторых, было похоже, что этих двоих Ковалев как живых уже не воспринимал, так что говорить при них можно было о чем угодно.

— Штурм мы провели бездарно. Я бы даже сказал, это был верх непрофессионализма. Что скажете?

А что сказать? Действительно, если бы у них не было сверхпрочной брони и нечеловеческих возможностей, то их перещелкали бы в первые минуты, как котят. И заложницу могли убить запросто. Конечно, всегда можно ответить, что антитеррористическими операциями они никогда не занимались, только штурмами укрепленных позиций и вражеских кораблей, со стрельбой направо и налево, а вся их подготовка — это так, краткие офицерские курсы, направленные на освоение имперской техники, но это — не оправдание. Равно как и то, что погоны на плечах всех, от лейтенанта до адмирала, не более чем аванс, который надо было еще отработать. Ковалев все это и так знал, да что там знал — сам был таким. Ладно, Ланцет — с него взятки гладки, он вообще другими делами заниматься должен. А вот Олаф и Синицын — они ведь еще в России повоевать успели. И что?

— Командир, ну все же нормально прошло, — вмешался было Ланцет. На него все зыркнули и он смущенно замолчал. Ковалев вздохнул:

— В общем, будем формировать подразделение антитеррора. И вообще силы быстрого реагирования с обязательным дежурством одной группы на Земле. А то сегодня меня зацепили, завтра — еще кого-нибудь. Недодумал я, надо признать… Олаф, тебе придется взять на себя командование. Инструкторами обеспечу. Ну а теперь, — Ковалев с нехорошей улыбкой повернулся к пленным, — вернемся к нашим баранам.

— Ты ко… — начал толстый и осекся. Подвели рефлексы, на секунду проигнорировавшие тот факт, что здесь он — пленный, а никак не хозяин. Конечно, заткнулся он моментально, но внимание на себя обратить успел. Ковалев повернулся к нему, всмотрелся в его лицо…

— Паша, — свистящим шепотом обратился он к Ланцету. — Тебе эта морда никого не напоминает?

Ланцет, подняв забрало шлема, чтобы постоянно выводившаяся на лицевой экран информация не отвлекала его и не рассеивала внимание, подошел к вжавшемуся в стену толстяку и взял его бронированными пальцами за подбородок. Приподнял, посмотрел внимательно, повернул и посмотрел в профиль…

— Гольденвейзер. Бывший депутат местного, республиканского госсовета. Очень богатый человек, по непроверенным данным держит до половины ювелирного рынка республики и засвечен в еще куче дел поменьше. Словом, охамевшее и разжиревшее быдло, из инородцев. Чес-слово, как раз из-за таких вот весь их род и ненавидят. Из госсовета ушел около года назад, по слухам не по своей воле. Ушли его за что-то, но за что — неясно. С тех пор информации мне не попадалось.