Олег Волховский - Люди огня

— Марк, слушай, — сказал я. — Ты заметил этих ребят с черно-желтыми повязками?

— Еще бы, — хмыкнул он. — Боевички. По всему пути от Вестбанхофа до Пратера.

Но мне почему-то не было смешно. Ребята были вида довольно внушительного, и впечатления не портили даже традиционные пивные животики. Тусовались боевики по двое, по трое, внося нездоровое напряжение в веселую венскую атмосферу.

После Пратера мы, кажется, перешли Дунай еще раз, правда, не помню, в какую сторону, долго плутали какими-то переулками, жутко устали и наконец выскочили к Многообещающей светящейся надписи «Бар Манхэттен».

Мы вошли внутрь и спустились по каменной лестнице в какое-то неприятного вида подземелье. Белые оштукатуренные стены подземелья были расписаны анархистскими лозунгами и разрисованы в стиле придорожных заборов. В воздухе висело густое облако табачного дыма, а недалеко от стойки, на деревянной лавке, лежал неряшливого вида парень, явно под кайфом, и блаженно смотрел в потолок. Я заметил, что Марк изучает его с каким-то уж больно пристрастным интересом, и решил, что моего друга надо срочно отсюда уводить.

— Марк! — позвал я, но тот уже переключился на чтение местного меню, и лицо его просияло.

— Ох, Петр, какие здесь цены! — восторженно воскликнул он,

— У тебя что — денег нет? — возмутился я. — Да я бы не стал пить в этом вертепе, даже если бы мне приплатили!

— Да ладно тебе, чистоплюй. Смотри, как дешево!

Я вздохнул.

— Простите, а на каком языке вы разговариваете? — я уже не удивился, что понял вопрос, хотя он был задан по-немецки. Рядом, возле стойки, стоял румяный белобрысый парень и с любопытством смотрел на нас сквозь очки в круглой оправе.

— На русском, — невозмутимо ответил я по-немецки.

— О! — обрадовался наш собеседник. — А вы слышали, что сегодня утром этот ваш Эммануил захватил Польшу?

— Не «этот наш Эммануил», а Господь, — холодно оборвал я, а Марк свирепо посмотрел на белобрысого.

— Извините, — смутился австриец. — А вы были в России, когда он пришел к власти?

— Да, — непринужденно бросил я, — Мы его лично знаем.

— Да? — окончательно заинтересовался белобрысый. — Давайте сядем за столик, поговорим. Что он за человек? Три пива! — крикнул он официанту.

— Только не здесь! — перебил я. — Но если вы покажете нам приличный бар, то с удовольствием. Расскажем все, что знаем.

— Конечно. Недалеко от Штефанплац есть замечательное место — «Георгий и дракон». Пойдемте!

Я кивнул.

— Кстати, а вы расскажете нам о Польше. Прозевали мы это событие.

— Хорошо. Кстати, меня зовут Якоб Зеведевски, — и он протянул мне руку. Я пожал ее, и моему примеру лениво последовал Марк.

«Георгий и дракон» действительно оказался славным заведением. Стену украшало огромное панно с изображением святого Георгия в средневековых латах. Дракон напоминал тиранозавра, но был гораздо мельче и крылья имел маленькие, как у летучей мыши. На заднем плане под деревом пряталась девушка в платье шестнадцатого века и наблюдала за ходом сражения, а вдалеке виднелась готическая колокольня.

Мы сели за массивный деревянный стол, который, вероятно, должен был вызывать ассоциации со средневековым трактиром. От современности здесь была чистота, мягкий свет и тихая музыка.

Больше всего мне понравилось отсутствие курильщиков.

— Заказывайте «Kaiser Bier», — посоветовал нам новый знакомый. — Это пиво месяца.

Мы послушались и не пожалели… Это да! Пиво так пиво! Бархатное и скорее сладкое, чем горькое. Полнота жизни, острейшее ощущение бытия. Наши приключения показались далекими и нереальными, а Господь Эммануил — досужей выдумкой болтливого посетителя.

Сначала мы насладились темным, потом светлым.

— Так что он за человек? — Якоб вернул мне чувство реальности.

— Он не человек, — ответил я. — Он Господь, и этим все сказано.

Марк согласно кивнул.

— От него такие флюиды исходят, что люди идут за ним, сами того не желая. Он Бог, и это не метафора, — продолжал я. — Чудеса творит, но это ничто перед ним самим — он самое удивительное чудо.

Якоб смотрел с сомнением.

— Сомневаетесь? Это нормально, — сказал я. — Я тоже сомневался, пока не увидел. Увидите — кончатся все сомнения. Пойдете за ним, забыв себя, семью, работу, планы и амбиции. Не вы первый — не вы последний. Сколько уже таких было! Он лечит безнадежных и поднимает мертвых. Я был арестован инквизицией, и он освободил меня. Наступает новая эпоха — эра Христа. Это второе пришествие. Вы еще не поняли?

Якоб поморщился и отпил пива.

— Вы читали Кира Глориса? — спросил я. — Он уже переведен на немецкий?

— Переведен, но не читал.

— Почитайте. Книга затягивает, хочется читать еще и ещё, пока не примешь ее всем сердцем. — Я говорил правду. Возил с собой, перечитывал. — На первый взгляд ничего нового, но слова, как причастие, как просветление, как лестница Иакова. Читаешь и наслаждаешься, и веришь, и тебя захлестывает радость.

— У нас писали, что Кир Глорис — псевдоним Эммануила…

Я таинственно улыбнулся.

— А у вас тут что происходит? Последний оскал Тьмы перед капитуляцией Свету? Между прочим, Эммануил упразднил инквизицию.

Последнее Якобу явно понравилось.

— А у нас эти, — поморщился он. — По всему городу аресты. Скоро жечь начнут… Слушайте, может, я позову своих ребят, и вы расскажете о вашем Учителе?

— А что за ребята?

— «Союз студентов-анархистов», — гордо заявил Якоб. Я вздохнул.

— Учителю это не понравится.

— Нам тоже не нравится мысль о Всемирной империи, но инквизиция хуже, — вздохнул он. — Мы в «Манхэттене» собираемся.

— Только не там! — простонал я.

— Ладно. У моего отца виноградник и херигер в Мёдлинге. Там и соберемся. Правда, виноград в этом году не уродился. Все выгорело. Засуха. Но ничего, молодому вину все равно еще рано.

Мы обменялись телефонами и направились к выходу.

— Кстати, здесь рядом собор Святого Штефана, — сказал Зеведевски. — Вы там уже были?

— Нет пока.

— Обязательно посмотрите. В этом году исполняется восемьсот пятьдесят лет с момента его основания. Романо-готический стиль. Самый большой в Вене колокол. Готика XIV века…

— Завтра, — зевнув, ответил я.

На следующее утро у нас в номере зазвонил телефон. Это был Якоб. Он пригласил нас в хёригер к семи вечера. Оставалась еще уйма времени. Первую половину дня мы посвятили осмотру Музея Истории Искусств и любовались многочисленными Ван Дейками, Крайерами, Брейгелями и единственным Вермеером. Марк, впрочем, предавался этому с меньшим энтузиазмом, чем я, и к концу экспозиции начал откровенно позевывать. Я решил пока больше не мучить его бесценными шедеврами, и мы отправились обедать, а потом в собор Святого Штефана.