Кирилл Юрченко - Первач

Может, этим он думал произвести впечатление, но о Полосе Злотников тоже имел весьма скудные познания. Можно было расспросить, но посчитал ненужным. А человек не стал вдаваться в подробности.

— В общем, не знаю, что они там себе думают, но наш с тобой товар партизанам больше не нужен. Никакой не нужен. Даже оружие… — сказал человек и ушел, забрав лишь малую часть того, на что рассчитывал Тихон Злотников, специалист по «импорту-экспорту», незадачливый контрабандист.

Что делать с оставшимися матрицами, он не имел понятия. Не отдавать же первому встречному. Есть знакомые в Братске, но едва ли кто из них сумеет найти сбыт. Пришлось нести обратно на судно. Это была, как позже понял Тихон, серьезная ошибка. Следовало припрятать товар где-нибудь в тайном месте, чтобы воспользоваться им в следующий приезд (может, к тому времени появится другой канал). Однако то ли жадность обуяла, то ли страх, что товар попадет не в те руки. То ли неведомый раскладчик судьбы вытащил из колоды пиковый туз…

Вскоре после того, как Тихон вернулся на судно, случилась вторая неприятность. Откуда ни возьмись, нагрянула бригада «бэнов». Федералы в последние месяцы из шкуры вон лезли, чтобы не терять хотя бы номинальный контроль над южными территориями. Вооруженные до зубов инспекционные шайки рыскали повсюду, усердствовали и злобствовали. На «Берте» устроили шмон. Искали оружие и прочий незаконный товар.

Спасаясь от досмотра, Тихон не нашел ничего лучше, как под шумок успеть спрятаться в личном сортире капитана Мао, где, по обыкновению, только в чреве унитаза можно было пристроить товар. Вроде обошлось. Удача была, как считал Тихон, на его стороне: товар на месте и, если повезет, он может сам найти канал сбыта.

Когда незваные гости отчалили, «Берта» покинула Братск и по Оке, притоку Ангары, двинулась на юг. Идти пришлось по мелководью, но в лучшие свои годы «Берта» числилась в рядах северного российского флота в качестве десантного корабля на воздушной подушке, и сегодня это технологическое преимущество позволяло ей проходить даже пороги. Когда БЭН прибирала Сибирь к рукам, корабль достался в качестве трофея германской группе военного альянса и превратился в каботажную посудину. А данное немцами новое название — «Берта» — закрепилось за судном и осталось даже после того, как оно побывало в нескольких руках…

Конечным пунктом назначения считался город с суровым названием Зима. Южнее лежали территории, наиболее сильно пострадавшие от войны, когда-то средоточие ветхозаветной сибирской торговли и промышленности. Разрушенные города Черемхово, Усолье-Сибирское, Ангарск, а за ними — родной для Тихона Иркутск. Родной и недоступный. Практически стертый с лица земли и находившийся в Полосе, вот уже несколько лет объявленной карантинной зоной, той самой Полосе, о которой упоминал человек в Братске. Зачумленное место, где могут жить только такие безмозглые идиоты, как эти самые скитники. Надо же, сумели отговорить партизан от покупки матриц… Козлы!..

Полоса… Иркутск… Воспоминания кольнули Тихона.

Но даже пожелай он туда попасть — что найдет он там, кроме развалин? Впрочем, Тихон и не желал. Наложил на прошлое табу и старался не вспоминать о том, что когда-то был не одинок.

«Я вполне счастлив… Вполне…» — думал он и сейчас, отгоняя былое.

В Зиме оказалось, что грузовые отсеки, так удивлявшие команду своей пустотой, предназначались для людей: капитан Мао решил подзаработать на беженцах. Слух о подходе большого судна распространился по округе незадолго до прибытия, и огромная толпа, в основном федеральных подданных, собралась у причала, с надеждой ожидая эвакуации. Панические настроения объяснялись неверием в то, что вслед за эмбарго не последует крупномасштабная война с партизанами. Кроме того, боялись террористических вылазок партизан, в последнее время участившихся. Но беженцев оказалось чересчур много даже для жадного капитана. Как ни крути, а «Берта» все ж не резиновая. А чтобы не дать повода к бунту тем, кто остается, Мао пришлось клятвенно заверить остальных, что на подходе особый конвой спасателей.

Врать Мао умел как надо. Слыша его актерствующий голос, доносящийся из громкоговорителей, Тихон бросился в капитанскую каюту. Вместо того, чтобы обождать некоторое время, а позже очистить тайник и перепрятать, он совершил последнюю, фатальную ошибку. Не знал, что Мао, прежде чем отважиться на такую явную ложь, долго экспериментировал, выбирая точные слова и правильную тональность, и теперь его речь разносилась над причалом в записи.

Спешка, с какой Тихон извлекал поплавок, не привела к добру. Дрожащие руки раздавили пластик, и кристаллы рассыпались, как крупа. Хорошо, не в «очко», а на кафель. Пальцы забегали по полу, собирая ускользающие матрицы. Он не слышал, как в каюту зашел капитан, постоянно страдавший от несварения желудка.

— Ах, ты, шушваль! Что ты здесь делаешь?! — заорал Мао. — По-твоему, я вместо тебя должен таскаться в матросий гальюн?!

Несмотря на возраст, хватка у капитана была крепка — он так дернул Тихона за волосы, аж слезы брызнули из глаз. Поначалу Злотников растерялся, и старику без труда удалось вытащить его в коридор. Войдя в раж, Мао позабыл о том, что маялся животом.

Даже сейчас у Тихона оставался последний шанс, ведь Мао еще ничего не понял. Но Тихон снова сглупил, как будто кто-то шилом тыкал его в одно место. Вместо того, чтобы отдаться во власть начальства, он оказал сопротивление. Вырываясь, оттолкнул капитана, и тот влетел в собственный нужник подобно торпеде, сорвав дверь с петель. А уж та как следует брякнулась об унитаз, разбив его на куски. Неизвестно, от чего больше Мао пришел в огорчение: от жалости к потере столь драгоценного предмета или от боли в спине. Но на дикие крики его прибежали двое вахтенных. Первого Тихон ударил ногами, вцепившись в трубу под потолком, как на турнике. Видя такой оборот дела, второй матрос бросился назад, за подмогой. Тихон догнал его у лестницы, но не прекращавшийся вой Мао привлек остальных. Как мячи, они посыпались сверху и скрутили бунтовщика.

Мао, побагровев лицом, яростно дыша и хватаясь за грудь, отдал приказ швырнуть неудачника за борт. До последней минуты Тихон Злотников полагал, что эта ярость и гнев лишь для видимости. Суровость наказания могла объясняться законами чрезвычайного положения, но ведь «Берта» не считалась военным кораблем, и выходка капитана тянула на самоуправство: никто, кроме представителя компании-перевозчика, не мог исключить члена команды, особенно если тот подлежал суду за контрабанду и бунт. К несчастью для Тихона, защитников на борту не оказалось.