Андрей Буторин - Осада рая

Девушка словно почувствовала его невеселые мысли.

— Ты чего? — повернулась она к нему.

— Да так, — пожал плечами саам. — Переживаю за Сейда…

— Сейдушка справится, — улыбнулась Надя. — Он умничка! Жаль, так и не удалось с ним толком поговорить…

— Поговорите еще, — вздохнул Нанас, подумав, что в случае неудачи надо будет упросить верного друга взять с собой Надю. Найти волокуши, раздобыть защитный костюм — вчетвером собаки легохонько дотащат отнюдь не тяжелую девушку до Видяева. И пусть она живет там, как жила…

Наде определенно не понравился его тон. Она собралась сказать что-то еще, но тут они вышли из станции под открытое небо, и девушка ахнула. Нанасу показалось сначала, что все вокруг освещено разноцветными прожекторами, но в следующее мгновение он догадался задрать голову и увидел, что все небо, от края до края, светится яркими переливающимися сполохами северного сияния.

— Какая красотища! — восторженно выдохнула Надя. — Вот сколько раз это вижу, и всегда дух захватывает.

— У меня тоже, — улыбнулся Нанас. — Но ты-то хоть знала, откуда это берется, а я всю жизнь думал, что это духи устраивают в Верхнем мире праздник. Да и сейчас еще плохо верится, что эта красота откуда-то сама по себе берется.

— Ну, не совсем сама по себе, — рассмеялась девушка, — но уж точно не из-за духов. Я тебе потом объясню, сейчас некогда. Пойдем скорей, вон, наши уже ворота в туннель открывают!

— Все «потом» да «потом»!.. — с притворной досадой, хотя на самом деле на душе у него вдруг стало очень хорошо, вздохнул юноша. — Читать вот тоже меня до сих пор не научила…

— Когда же мне было тебя учить? Не переживай, теперь уже скоро все кончится, и тогда на все у нас время найдется. — Надя задорно подмигнула и побежала вперед, оставляя на переливающемся зеленым и розовым снегу призрачные колеблющиеся тени. — Догоняй, а то наши собачки накроют тебя жутким-прежутким ужасом!..

«Да хоть бы и накрыли уж, — подумал, рванув следом за девушкой, Нанас. — Лишь бы только получилось. Ради этого не жалко и с ума сойти».

Когда все уже были в туннеле, мнения разделились. Нанас и Надя считали, что отходить далеко не стоит — ведь вполне достаточно, чтобы ментальное поле не подпускало врагов к периметру. То есть, нужно отойти шагов на сто, ну пусть на двести от стены, и хватит. Тем более, в туннеле волна наверняка окажется более слабой, чем на поверхности, так что, если они почувствуют ее воздействие на таком расстоянии, это будет уже хорошо. Ярчук же и Киркин придерживались того мнения, что отойти нужно как можно дальше, едва ли не до середины туннеля. Поскольку если поле «дотянет» дотуда — это будет не просто хорошо, а совсем замечательно, потому что чем дальше от станции окажется враг, тем лучше. Опять же, кто знает, насколько сильным окажется воздействие и не тронутся ли они все умом, если окажутся слишком близко? Гор же и охранники если и имели свое мнение, не высказали его по вполне, в общем-то, понятным причинам. И, что опять же было вполне объяснимым, Ярчук, хоть и выслушал Надю с Нанасом, поступить все равно решил по-своему и дал команду отходить вглубь туннеля.

В итоге ушли далеко. Нанасу даже показалось, что они оказались ближе к Зашейку, нежели к станции. Однако начальник гарнизона не учел одного: на таком расстоянии, да еще из-под земли, рация попросту «не добивала» до установки. Правда, поняли это не сразу. Поскольку собаки ответить все равно не могли, когда Ярчук скомандовал в микрофон: «Мы готовы. Давайте!», то все приготовились к удару ментальной волны. А его не последовало. Сначала подумали, что опыт не удался, и участники эксперимента всерьез приуныли. Первым, как ни странно, догадался, в чем дело, бывший варвар Гор.

— А что, если собаки еще и не посылают никакие волны? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— С чего бы это? — недовольно проворчал начальник гарнизона. — Я же дал им команду.

— Так вдруг команда до них не дошла? Мы вон как далеко ушли, да и туннель радиоволну экранирует… А еще ведь само здание станции — установка-то эвон где, считай, в самом центре!

С логикой Гора Ярчук согласился и скомандовал возвращаться. Повторные приказы собакам по рации он решил отдавать через каждые сто шагов.

Отшагав первую сотню, Олег Борисович вновь включил рацию, но успеха это снова не принесло. Не повезло и во второй, и в третий раз. Все опять приуныли, решив, что дело все-таки не в рации, а в самой установке. Или в собаках, что, в общем-то, в данной ситуации мало отличалось одно от другого.

— Идем назад, — со вздохом выдавил начальник гарнизона, хотя они и так уже именно это и делали.

— Вы рацию все равно иногда включайте, — с мольбой в голосе попросил упавший духом Нанас. — А вдруг!..

— Да включать-то я буду, мне не тяжело, — мрачно ответил Ярчук. — Только… — Он махнул рукой, но через очередные сто шагов, поднес к губам микрофон: — Начинайте, мы готовы!..

Снова ничего не произошло. Остановившиеся на пару-тройку секунд люди, выжидательно уставившиеся на рацию в руке начальника гарнизона, снова двинулись в путь. И вдруг Нанас, почувствовавший было, что на глаза накатываются слезы от непередаваемой досады и от рухнувших в одночасье надежд, понял, что не может идти дальше. Точнее — боится это делать. Его охватил такой ужас, что саам даже вскрикнул. А потом, не замечая, что замер на месте не только он, поскольку вообще уже не замечал никого и ничего вокруг, юноша круто развернулся и ринулся бежать в тускло освещенный зев туннеля, оглашая его скулящими подвываниями.

Что именно он тогда чувствовал, что примерещилось ему в наведенном бреду, Нанас потом с точностью вспомнить не мог. Осталось лишь воспоминание об охватившем его беспредельном ужасе, гнавшем прочь от станции по туннелю. Противиться этому ужасу было совершенно невозможно, как нельзя остановить снежную бурю ладонями. И невозможно в это время было думать о чем-то другом — страх заполнил собой мозг, вытеснив оттуда все прочие мысли.

Как оказалось, то же самое чувствовали и остальные; даже суровый начальник гарнизона ничего не смог поделать с завладевшим его разумом страхом и удирал от его источника наравне со всеми. Потом Ярчук откровенно стыдился минутной слабости и потребовал, чтобы «участники эксперимента» сохранили «являющиеся совершенно секретными» сведения в строжайшей тайне.

После того как собаки прекратили наводить морок, ужас, гнавший Нанаса прочь, исчез, но его «вкус» чувствовался еще долго. На душе у парня было настолько гадко и мерзко, что его затошнило, и только присутствие рядом других людей заставило сдержать рвотные позывы. Но и остальным, судя по всему, приходилось ничуть не лучше, чем ему, а один из охранников пробормотал непонятное: «Как с жесткого бодуна».