Георгий Булавин - Новатерра

- Ну он-то хоть гетман? - в голосе Алёнушки прозвучали жалобно-просящие нотки.

- Гетман! Что-то меня сегодня с утра гетманы преследуют... Нет, малыш, он - полковник воздушно-десантных войск в отставке.

- Ага, полковник! - торжествующе воскликнула девчушка.

- Тоже, видно, хлебнул... - глухо произнесла Алина.

- Хлебнул... Кстати, Юлия, передайте мне, пожалуйста, минералку, она, кажется, там, у подлокотника... Батя хлебнул Афгана - четыре года в общей сложности. Награждён всем, чем только можно было в его время. Трижды ранен. Крайний раз, под Гератом, - тяжело.

- А ты?

- А что я?! Как-то на параде шлёпнулся на мостовую Красной площади, вот и всё. На войну-то не пускают.

- Да-да, могу себе представить! - прошептала Алина. - Сколько в общей сложности 'не пускали'? Год? Два? Три?

- Без малого четыре, если в общей сложности... - шёпотом ответил Александр. - Давай не будем!

- Да, прости! Видишь, как с пращурами получилось: сам погиб, воюя с красными, а сын его - уже за них...

Он поморщился, выдержал паузу. Дескать, много бы ты понимала!

- Не за красных, Алька, и не против них. За Родину, против врага. Казаки испокон веков сражались не за царя и Отечество, но прежде всего за Отечество, а потом уже за царя - за того, кто поддерживает порядок в этом самом Отечестве, кем бы он ни был, хоть Рюриковичем, хоть Романовым, хоть Джугашвили, хоть Путиным, хоть Медведевым. Так было всегда. И будет так!

- Да будет так! - воскликнула Алёнка.

- Спасибо за поддержку, девочка, - подмигнул ей в зеркало Александр.

- Конечно, ты ведь так всегда говоришь.

- Я всегда... что говорю?!

- Да-да, я знаю! - и тут голос её снова превратился в рокот. - 'Я - гетман Александр Твердохлеб! Я всё сказал. И да будет так!' Правильно?

- Прави... - начал было он.

Как вдруг, осмыслив до конца её слова, настолько оказался потрясён, что резко выжал педаль тормоза прямо на крайней левой полосе движения. Сзади раздался пронзительный вой намертво блокированных колёс ближайшего преследователя и рёв сигналов целой кавалькады 'железных коней'. Взрослые пассажиры 'гелендевагена' лишь чудом избежали травм, а вспорхнувшую навстречу лобовому стеклу девчушку Александр, затянутый ремнём безопасности, изогнувшись змеёй, успел подхватить на руки в самый последний момент перед столкновением 'лоб в лоб'.

- Солнышко моё милое, - спросил он, глядя прямо в широко распахнутые васильковые глаза, - откуда тебе известна моя фамилия?!

- Сначала лебедь говорил, - пожала плечиками девочка. - А потом я сама тоже...

- О, Бог же мой, что происходит?! - перебил он, так и не дослушав, что же именно она 'сама тоже'. А зря!

Бог не ответил Александру, однако, вероятно, принял к сведению его озабоченность ходом событий, и за последующий час не произошло ровным счётом ничего из ряда вон. Стоянка. Лифт. Ключ в замке. Осмотр квартиры. Душ с дороги... Нет, здесь как раз произошло событие вселенского масштаба - дали горячую воду! Пусть не настолько горячую, как мольбы нилгородцев, просто тёплую, но раз выше абсолютного нуля - это чудо, за которое отдельное спасибо Тебе, Господи! Вернее, хвала Тебе, Господи, так как 'спасибо' само по себе происходит от 'спаси Бог тебя за милость, добрый человек!'...

А потом непогода, внезапно поразившая Европу, будто свернулась в локальный тайфун, разбушевавшийся в крохотной кухне столь же крохотной квартирки на девятом этаже. Тайфун по имени Алина. Миниатюрная, хрупкая, с виду изнеженная, даже избалованная красавица-южанка оказалась потрясающей хозяйкой. Впечатление было таково, что она просто порхает в своё удовольствие на пятачке свободного пространства, а куверты сами собой в считанные секунды протираются и занимают места на столе, салфетки начинают завиваться лилиями, блюда заполняются эффектно разложенной снедью, ножи и формочки стучат по доскам, превращая грубые армейские бутерброды в изящные канапе, а шпажки-атле вонзаются в них столь ловко и симметрично, будто направлены рукою фехтовальщика рангом не ниже чемпиона Олимпийских Игр. И происходит это действо под дружное шкворчание, сопение, гудение, посвистывание и бульканье в облаке ароматов, от которых слюнки не просто текут, но шипят и клокочут.

Ни Александра, ни гостей его Алина в кухню не пустила, сделав исключение лишь для Алёнки, и очарованная девчушка сидела за столом с набитым вишней ртом, едва поспевая васильковыми глазками за мельканием её волшебных рук. Примечательно, что во всём этом 'стихийном бедствии' на восьми кухонных метрах не улавливалось ни капельки фальши, игры на публику, даже простого напряжения сил. Напротив, каждое мановение пальцев Алины, каждый пируэт, каждый наклон стройного, гибкого, лёгкого, словно воздушного, тела выглядели совершенно естественно, привычно для неё. Но главное, что и для Александра - тоже... Боже! Что же происходит, Бог ты мой?!

Не в силах вымолвить ни слова, он, будто провинциальный театрал, покорённый мастерской игрой заезжей из столицы примадонны, с дурашливой улыбкой на лице застыл в дверном проёме, как вдруг почувствовал прикосновение к плечу. За спиной стояла мама Юлия.

- Саша, можно вас на пару слов? - прошептала молодая женщина.

Боясь спугнуть кудесницу и тем разрушить волшебное действо, они на цыпочках прошли в детскую, приготовленную как раз для семьи Лариных. Валерий, по обыкновению мрачный и скованный, сидел в винтовом кресле за компьютерным столом. Юлия подошла к нему и положила руку на плечо, отчего у хозяина сразу же сложилось впечатление, что на фоне плотных складчатых драпри в единственном пока на весь губернский город N-ск фотоателье француза мсье Жана прорву лет назад готова запечатлеться на новомодную карточку почтенная супружеская пара из мещан. Не хватало разве что самого маэстро с напомаженными угольно-чёрными, как у Алины, волосами под прямой пробор, громоздкого аппарата на треноге да магниевой вспышки... Внимание, дамы и господа, сейчас отсюда вылетит птичка!

А ну-ка сделайте мне фото, мсье Жан,

Я хочу видеть эту девочку счастливой,

С ней порезвиться ночку я б не возражал...

Давай скорее, Жан, и чтоб не очень криво!

Меж тем окаменевшее лицо 'девочки' Юлии вовсе не предвещало Александру беседы во фривольном тоне.

- Саша, - прошептала женщина, - ради Бога, не бойтесь её!

Именно так, без всякого вступления! Он опешил настолько, что не сразу разобрался, о ком, собственно, ведётся речь. Не потому, что тупой от природы. Потому, что рассудок устал. Док назвал бы это состояние падением нормального уровня реактивности мышления в результате пресыщения новой информацией.

- Не бояться? Хорошо, не буду... А кого, простите?

- Алёнушки, - насилу выдавила из себя бледная как смерть женщина.

- Алёнушки? Бояться?! Да что вы такое говорите, мама Юлия?!