Андрей Круз - На пороге Тьмы-2

У меня сердце в желудок провалилось. И где-то там застряло, слабо трепыхаясь.

– Никто? – повторил я. – Вообще? И что будет, если кто-то попытается?

Милославский посмотрел на меня, потом кивнул понимающе, оглянулся на Настю.

– Я думаю… пока только думаю, что канал вообще не сработает. В самом худшем случае он завернет в какую-то неизвестную действительность, может быть куда хуже этого самого Отстойника, – он постучал ладонью по столу. – Я бы не хотел ставить такие эксперименты на себе. Я понимаю что вы планировали, но…, – он помолчал секунду, затем продолжил: – я бы не стал так рисковать на вашем месте. Жить можно и здесь. Даже очень хорошо жить, вы уже имели возможность убедиться. А если хотя бы мы двое сможем ходить туда и обратно свободно, то жизнь можно сделать намного, намного лучше.

Я ничего не ответил, лишь только вдохнул глубоко, пытаясь бороться с навалившимся на меня разочарованием. Тяжким разочарованием.

– Послушайте, вы ведь почти вечную жизнь получаете взамен, – сказал Милославский. – И вы понимаете, что ваше положение на общественной лестнице тоже сильно изменится. Хотя бы потому, что вы жизненно необходимы мне. Мне не справиться одному.

– Что за секретный отдел архива личных дел на Ферме?

Этого вопроса он явное не ожидал, но не смутился, ответил:

– Это дела с совпадениями. «Двойники», как мы их называем. У меня до вашего появления «двойника» не было. Поэтому мое дело лежало в открытом разделе. Теперь уже нет.

– Почему секретность?

– На всякий случай, черт его знает, кто и как решит такими знаниями распорядиться? Люди здесь нервные, еще до каких-нибудь жертвоприношений додумаются.

Предположим, все так и есть. Не то, чтобы я ему до конца поверил, Милославский не тот человек, кому именно до конца верить хочется, но вообще в логику всего происходившего его рассказ укладывается. И вот именно в то, что мы с ним из одного «слоя», я поверил. Просто потому, что он заваливал меня этими анкетами. А это значит, что он в них за что-то зацепился.

И про «жертвоприношения»… вообще-то без них уже не обошлось. И мне очень интересно узнать, с кем «двойниками» были сестры Скляр. Об этом я и спросил, терять все равно уже нечего.

– Серых, – коротко ответил Милославский. – Он ушел с Фермы как раз тогда, когда они провалились в Отстойник. У него уже была теория, а у нас еще нет. Он ушел и начал… гм… «эксперименты».

– В месте моего провала…

– Думаю, что это сделали именно они, не адаптанты, – кивнул Милославский.

– И почему провалился я?

– Точно пока сказать не могу, но думаю, что «дыра» из нашего слоя действительности уже существовала… вы же практически из дома провалились?

– Да.

– Когда-то там что-то случилось. Какое-то кровавое злодейство, если можно так выразиться. И из него получилось… ну как воронка, узкая и длинная, – он начал рисовать что-то карандашом на обороте моей анкеты, – вот такая, как вихрь, который метался между слоями действительности, пока не налетел на встречный вихрь, – он нарисовал вторую растянутую спираль, пресекающуюся с первой, – и они замкнулись. В этот смерч попали вы, сработали, вместе с темнотой и заглянувшей туда Тьмой, катализатором. Бац – и вы здесь.

– В стороне от места жертвоприношения.

– Да, но аномалии магнитного поля ощущаются по довольно большому участку, абсолютной точности не требовалось.

– Стоп, – накрыл я ладонью нарисованную схему. – А почему Серых не мог войти в этот тоннель? Убитая Скляр была его «двойником».

– Думаю, что все не так просто. И я пока не знаю, что именно там не просто. Но жертва ему не помогла. Они поехали домой, разочарованные, а в тоннель затащило вас, и он до сих пор с вами связан. Думаю, что смерть этой женщины его просто «заякорила», не дала угаснуть. И ей совсем не надо было быть чьим-нибудь двойником, тут мог быть кто угодно, уже живущий в Отстойнике. – перехватив мой взгляд, он добавил: – Я понимаю, что это трагедия и это гнусность, но… в чем-то нам с вами повезло. Больше «заякоренных» тоннелей мы не знаем. И он вполне мог бы быть пригодным для кого угодно другого, а получилось, что для нас.

– По-нят-но, – сказал я по слогам.

– Вы возвращаетесь?

– Я подумаю. До завтра. Потому что готов ручаться, что вы сегодня обратно возвращаться не будете, так ведь?

– Так, мы здесь же ночуем, – подтвердил мою несложную догадку собеседник.

– Вот за завтраком я вам наше решение и скажу, – выдал я свое решение.

Милославский хмыкнул, поморщился, но в итоге сказал:

– Договорились.

– Черт, я пьяный, и я объелся, и при этом должен думать. И не просто думать, а над смыслом жизни.

– Ну напрягись, – сказала Настя, сидящая у зеркала и расчесывающая волосы. – Ты ему веришь?

– Как тебе сказать, – пожал я плечами. – В то, что он рассказал… в смысле в факты – верю. А в то, что его интерес во мне как в пропавшем и снова найденном брате – нет. У таких людей как профессор не бывает прямых мыслей и прямых ответов. Вместо ответа ты получаешь версию , более или менее приближенную к реальности. Приближенную ровно настолько, насколько Милославскому нужно, чтобы от тебя чего-нибудь добиться. Сейчас он добивается того, чтобы я был у него под рукой.

– Зачем?

– Зачем-то. Может он меня собирается жертвопринесть в моем же генераторном сарае, чтобы открыть проход для себя любимого. А может и нет. А может быть канал может держаться только, если один из нас здесь, а другой там, но мне он этого не говорит. А может он просто с поваром на Ферме договорился пустить меня на котлеты. Он котлет поест и станет «проходным» в мой личный канал на ту сторону. Не знаю.

Тяжело повздыхав от обжорства, я встал с кровати, дотопал до стола и налил себе полный стакан воды из графина. В номере было прохладно и вода тоже не слишком нагрелась. Залпом выпил в смутной надежде, что упавшая сверху вода как-то утрамбует пищу в брюхе.

– Но теории у тебя есть, – усмехнулась Настя.

– Теория как дырка в заднице, у каждого своя есть, – повторил я чьи-то слова, не слишком следя за логикой.

Остановившись у стула, через спинку которого был переброшен ремень с кобурой, вытащил кольт, убедился, что патрон в патроннике, поставил его снова на предохранитель и положил на тумбочку у кровати. Пусть под рукой лежит, как-то неправильно все вокруг.

– У тебя много теорий, так что сравнение некорректное, – был я пойман на отсутствии этой самой логики.

– Может и так, – не стал я спорить.

– Я все равно туда полезу, – неожиданно сказала Настя.

Она даже волосы расчесывать не прекратила, пока это говорила, поэтому я не понял сразу, что было сказано. Только через пару секунд дошло, вроде как дубинкой по голове тюкнуло. Сильно так тюкнуло.