Вадим Денисов - ОАЗИС. Вторжение на Таймыр

- А что потом? - не дрогнул Андрей, честно получивший такой дорогой подарок от Дудинского бизнесмена, которому практически спас бизнес.

- А потом твои хлопцы прекратят манкировать своими обязанностями и займутся прямым своим делом - изловят пару живых образцов или притащат тебе в кабинет их трупы. Кабинет-то большой имеете, гражданин начальник? Или надежно зафиксируют объективными методами контроля, - Самохин выдавал практически готовый план действий.

- Вот тогда будет материал. Твое дело сейчас простое: локализовать участки, выявить все признаки, основные и сопутствующие и обязательно провести пару стопроцентных экспериментов по убиению, обездвиживанию, изгнанию, растворению вовне - как хочешь назови! Чрезвычайно важно найти л а з. Очень! А уж потом развернуто докладывать наверх. Вот тогда подключится наука, все подряд религии и я на белом коне, как сочетатель того и другого! Я и сам не знаю, как себя поведу и рад этому, ибо, как говорил Оскар Уайльд: "Только неглубокие люди знают себя до самых глубин".

Поглядывая через голову Донцова в сторону буфета, Самохин закурил, пыхнул пару раз и закончил мысль так:

- Но ученый, философ или теолог придут к тебе не гадать, а разбираться со вполне конкретными фактами, в систематизации и доказательстве существования которых ты пока преуспеть не можешь.

- Какой-то ненаучный подход, не любопытствующий, - проворчал Донцов.

- Ну почему в этой стране всезнаек всяк неуч легко готов рассуждать о "научной сути"! - Самохин неожиданно резко вскочил с места. Донцов даже отодвинулся. Смотри, как взъерошился, просто лев!

- Да знаешь ли ты, что человечество в двадцать первом веке уже подошло к той критической стадии познания мира, когда мы полностью исчерпали возможность давать ответы на поставленные вопросы, используя для этого привычную нам материалистическую, то есть механистическую, методологию! Интеллектуалы, политики и весь по-настоящему ученый мир встал перед необходимостью обращения к такому мировоззрению и к такой методологии, которая могла бы дать целостное объяснение различных аспектов не только земного, но и вселенского существования!

- То есть, твое мировоззрение? - не выдержал Донцов.

- Но став на столь разумную позицию, - словно не услышав его, академик продолжал, правда, уже более спокойно, - было бы логичным признать и то, что человек, с его мозгом, работающим всего лишь на три процента от его и так ограниченных возможностей, не в состоянии дать целостное объяснение устройства мира и законов, действующих в нем. Человек в состоянии пытаться объяснить лишь то, что доступно его органам чувств, над чем он хоть в какой-то мере властен. А это есть лишь неизмеримо ничтожная часть беспредельного по размерам и качествам мироздания. И существование самого человека, являющегося частицей единого мира, как живого организма, без совершенного знания этих законов, превращается в ад. Так что, готовься к этому, чекист. К аду.

Так. Принимаем решение.

- Едем!

Покеда хватит.

Донцов внезапно осознал, что все-таки необходимо катить к Самохину и продолжать волнующие разговоры там, но уже с другой степенью глубины залегания вопросов. Только надо бы позвонить и предупредить Арину, а еще лучше взять её с собой, ведь она не видела Толика тысячу лет. Да и пусть жена отдохнет на свежем воздухе, благо, у академика есть где и как расслабиться усталому человеку. Заодно и свою заброшенную из-за бесконечной работы дачу можно будет проведать - уже месяца как два пора бы это сделать.

Глядя, как Самохин тщетно пытается дозваться официанта, Андрей взял смартфон.

- Такси зовёшь? - забеспокоился Толик. - Фирму хорошую дать?

- Не надо, сейчас жена с работы поедет, все вместе и двинем.

- Аринка сюда закатит? Отлично! А что у нее за машина, я туда влезу? - все еще волновался Самохин, никогда не отличавшийся терпимостью к автомобильным салонам, с его габаритами Анатолию удобнее всего было ездить в микроавтобусах.

- Тойота RAV-4 старенькая, 2007 года, но еще терпит. Не грейся, на заднее сидение вместишься со всем своим салом, - уверил его Донцов.

Теперь он еще больше уверился в правильности принятого решения. Хватит тут болтать, не та обстановка. Потеоретизировали, поглумились над материализмом и здравым смыслом, вот и славно. Будем считать, что прелюдия состоялась, непривычные всему жизненному опыту офицера Донцова дурацкие разговоры пока что закончились, теперь можно будет с помощью Самохина постараться выработать ту самую п р а к т и к у.

Андрей чувствовал, что академик еще многое чего рационального может подсказать спецслужбам. "Этот незаурядный человек знает и понимает так много, - подумал он, - что вполне может зарядить наши пушки".

Последним по делу, что они сказали друг другу в тот ответственный момент, когда академик, смачно поцеловав ухоженную миниатюрную женщину, осторожно загрузил пузо в серебристый кроссовер, было:

- Знаешь, что единственно хорошее есть во всём происходящем? Власти неизбежно поймут, что развивать базовые науки, труды которых и формируют представление общества о реальном мироустройстве, нужно "до", а не "после".

- То есть до того момента, покуда… - начал Андрей.

- Не раздастся крик "Я не знаю что это, но оно надвигается на нас!", - теперь почему-то уныло продолжил его мысль хмельной академик.

Он отставил винтовку в сторону и удивился, как легко выпустил из рук оружие.

Именно сейчас, стоя на этом месте, Квест вдруг осознал, что практически перестал бояться.

Когда Квест поднимался по склону, у него неожиданно затряслись колени - мелко и противно, Димка боялся, что женщины заметят его страх и начнется паника. Готовились, готовились… А здесь этот страх прошёл. Осталась опаска.

Что-то переключилось в голове. "Наверное потому, что ты адаптировался к ситуации, - подумалось ему. - Потому, что твёрдо уяснил порядок возможных действий, более или менее знаешь признаки и результаты своевременного выстрела". Осталась боевая настороженность, понимание опасности и готовность к отпору. А вот тот липкий, мелкий какой-то, но постоянный назойливый страх перед появлением чудовищ пропал. Квест помнил, как те орали после попадания в бочину серебряной пули. Но он ошибался, думая, что привык. Он просто приспособился.

Остался лишь страх за близких, главный подвижник ежедневной бытовой активности. Потому что твои близкие тоже перестали бояться, но так же переживают - за тебя. Люди начинают чувствовать друг друга остро и моментально, не дают совершать ошибки и вовремя замечают любую опасность. Вот так и появляется коллектив по-обыденному смелых людей, способных осваиваться на враждебных землях.