Андрей Стригин - Тайная каста Ассенизаторов

— Дело святое, — соглашается Катюша.

Так как вещей много, приходится сначала идти в гостиницу, благо не слишком далеко, к счастью места есть, подождал, когда друзья расположатся в своих номерах и двинули ко мне, в общагу. На этаже нос к носу встречаюсь со Стасом, он в изрядном подпитии, в руке сетка, из которой выглядывают горлышки запотевших бутылок.

— Ну, ты брат, даёшь, у тебя нюх на пьянку! — раскрывает он объятия, стеклянная тара в кошёлке призывно звякнула. — А ты попал! — замечает он, что я уже старший лейтенант.

— Попал, — с грустью соглашаюсь я.

— Друзей представь, — требует он, стараясь держаться браво, но крен направо всё, же происходит, но спасает стена.

— Рита, Катя, Эдик, — представляю друзей, — как тебя развезло, — беспокоюсь я. — Что за праздник?

— Илюха развёлся, гудим второй день.

— Уважительная причина, — смеюсь я.

— Это точно, нашему холостятскому полку прибыло! А вы, девочки, холостячки? — выдыхает застоявшийся перегар, чмокает слюнявыми губами.

Рита едва не оскалилась, Катя с интересом смотрит на этого индивидуума.

— Приглашаю всех вас в нашу тёплую компанию! — подмигивает он девушкам.

— Вам не понравится, — рыкнула Рита.

— Прейдём, дорогой, прейдём, — щурится Катя.

— Вот и ладушки, — хлопает меня по плечу, жмёт руку Эдику, без надежды пытается расцеловать наших девушек и, шатаясь, устремляется в путь.

— Упадёт, — беспокоюсь я.

— Нет, не упадёт, — утверждает Эдик.

— С чего ты взял?

— У него есть цель.

Стас скрывается в одной из комнат, на секунду вырывается музыка, довольные возгласы, дверь хлопает, принося относительную тишину.

— Вот моя комната, — пропускаю друзей вперёд.

— Что ж, неплохо, — осматривает моё скудно обставленное жилище Катя.

— Занавески надо повесить, — с хозяйским видом замечает Рита.

Эдик ищет холодильник, находит его под брошенным на него махровым полотенцем, ставит туда коньяк и продукты.

— Коньяк тепло любит, — Катя улыбается краешком губ.

— Да? — сильно удивляется Эдик.

— А ещё, перед глотком, бокал с коньяком необходимо согреть в ладонях.

— С тёплым спиртным солёный огурец в горло не полезет, — Эдик назидательно поднимает длинный перст.

— Так коньяк с солёными огурцами не пьют! — в возмущении восклицает Катя.

— С селёдкой, что ли? — осклабился Эдик.

Катя, выбитая с толку замолкает, затем, догадывается, что Эдик просто напросто потешается над ней, грозит кулаком.

— Вы, пока располагайтесь, а я на губу смотаюсь.

— Ты не задерживайся, Кирилл, есть очень хочется, — Рита ходит по комнате как хозяйка.

— Парней веди к нам, — предлагает Эдик.

На этот раз, на мой стук в фанерное окно гарнизонной гауптвахты, открывается дверь, на пороге возникает колоритная фигура начальника сего заведения, майора Таранова. Мощными плечами подпирает дверные косяки, смотрит отческим взглядом, поглаживает выпирающий живот, китель расстёгнут. У него нет авторитетов, поговаривают, даже офицеров на губе запирал и, вместе с рядовыми заставлял тупым ножиком пилить дрова, затем, ровными штабелями укладывать их на заднем дворе гауптвахты.

Профессиональным взглядом скользнул по сумке:- Заходи, — посторонился он, — ведёт в кабинет, там сидит знакомый прапорщик, что выпустил меня в прошлый раз. Он хмуро улыбается, отсаживается в сторону, освобождая место. На столе нагло стоит водка и много закуски, в углу, на батарее, сушатся портянки.

— А это тот рядовой, что неожиданно стал… старшим лейтенантом, — не сводит с меня пристального взгляда прапорщик.

— Могу я посмотреть ваши документы? — хмурится майор.

— Нехотя достаю удостоверение офицера КГБ.

Майор быстро глянул в документы, взгляд становится ещё более враждебным:- Чем же мы заинтересовали столь влиятельные структуры?

Не мешкая, достаю водку, испытывая неловкость, ставлю на стол.

— Правильный подход, — взгляд майора Таранова смягчается.

Прапорщик мигом наполняет стаканы из початой бутылки, я обречённо вздыхаю, кладу на чёрный хлеб кусок белоснежного сала. Чокнулись, выпили, пищевод, словно вспыхнул огнём, чертыхнулся в душе, чистый спирт.

— Хлебом занюхай, — даёт профессиональный совет майор Таранов, — ещё по одной.

Прапорщик незамедлительно наполняет стаканы. Выпиваем, чувствую, мои глаза неумолимо сходятся на конус. Неожиданно майор обнимает меня:- Наш человек, — улыбается он, — говори!

— За пацанами своими пришёл, — я не стал водить му-му.

— Кто такие? — нахмурился майор Таранов.

— Ли и Осман.

— Это те, кто пруд вычёрпывал? — с насмешкой спрашивает он.

— Они.

— Забавные хлопцы, — неожиданно у майора смягчается взгляд, — сколько мы их не прессовали, а в глазах не появилось совершенно ничего собачьего.

— Настоящие орденоносцы, — с уважением подтверждает прапорщик.

— А зачем, вы, это, их прессовали? — заикаясь от возмущения, говорю я.

Что-то меня начинает тихонько развозить, тянусь за водой, мне услужливо плеснули ещё спирт.

— Это определённый опыт, закаляет. Сильному человеку только на пользу, а слабый становится ещё слабее, — назидательно изрекает майор Таранов и неожиданно ревёт:- Костыленко, мать твою!

Поспешно вбегает плотный сержант, отдаёт честь, лицо бледное от ожидания.

— Ли и Османа сюда!

— Есть! — восклицает сержант и, словно испаряется. Буквально через десяток секунд вталкивает моих товарищей, лица у них чёрные, губы плотно сжатые, глаза горят как молодых волков.

— Осман, Ли! — встаю я, обнимаю их под добродушные смешки прапорщика и майора.

— Тащи их за стол, — покровительственно громыхнул майор Таранов.

— Кирилл, что за шутки? — шепнул Ли.

Осман с невозмутимым видом садится рядом с начальником гауптвахты, в глазах ноль почтения.

— Эх, жеребец! — хлопнул по его широкой спине майор. — Не держи обиды на старого дядьку, это же почти родительская любовь! — он собственноручно накладывает в тарелки котлеты и жареную с луком картошку и наливает в стаканы грамм по пятьдесят спирта.

— Выпьем, что ли, братья славяне, — Ли едва заметно усмехнулся, — за нашу Родину, за наш народ. Смерть империалистам! — мы чокнулись.

— Эх, ребята, ребята, вот смотрю на вас, а сердце кровью обливается. Нормально, ведь, живём, страна сильная, с тысячелетней историей, а рухнет всё в одночасье. Польётся кровь пацанов, шакалы будут рвать страну на куски, развалится советская империя на мелкие брызги, — у Ли и даже Османа округляются глаза в удивлении. Для них это бред, наша держава как никогда мощная и независимая, ничто не должно даже колыхнуть этого колосса и ещё, слышать это из уст товарища майора, нечто невероятное. Но я знаю, это произойдёт, поэтому вздыхаю.