Диана Удовиченко - Эффект искажения

– Проводите святого отца в его покои, – приказал граф. – Я не могу выпустить тебя, Этторе. Но у тебя будет все, что тебе захочется. Мои рыцари будут охранять твою комнату. Я вернусь через три дня и выслушаю твой ответ.

– У меня нет выбора? – задрожал толстяк.

– Выбор есть всегда, – улыбнулся граф. – Знавал я одного священника, который предпочел смерть служению Зверю…

Фра Этторе увели.

– На охоту! – произнес Паоло, утирая кровь с подбородка.

Вечером из Милана выехала длинная кавалькада – граф делла Торре с гостями в сопровождении верных рыцарей отбыл в свои загородные владения. Всадники неслись всю ночь, но остановились в поместье лишь для того, чтобы сменить загнанных лошадей, и поскакали дальше.

Большая охота… Эти два слова способны были взбудоражить любого из детей гиены. На большой графской охоте мечтал оказаться каждый стрикс. Ведь это было совсем не то, что выслеживать на улочках города зазевавшегося прохожего или, опутав чарами, выпить в подворотне смазливую блудницу. Большая охота – это большая кровь, азарт, упоение погоней и собственной силой, звериный инстинкт, выпущенный на свободу, и счастье полного насыщения.

К следующему вечеру всадники встали лагерем в поле, дав отдых усталым лошадям. Дождавшись наступления ночи, Паоло отправил двоих рыцарей на разведку в ближайшее селение. Приняв истинный облик, стриксы неслышно растворились во мраке.

Дождь, моросивший уже сутки, прекратился. Стих порывистый ветер, воздух потеплел. Черная мгла рассеялась, дав Паоло возможность любоваться звездным небом. Он поднял голову, завороженно глядя в бесконечную алмазную россыпь, накануне пиршества смерти особенно остро ощущая ледяную красоту бесконечности. «Все вечное должно быть прекрасно, – размышлял он, – а все прекрасное увековечено. Иначе какой смысл в бессмертии?»

Ночными тенями из темноты вынырнули рыцари:

– Господин, мы нашли большое селение, в нем два десятка домов. Это совсем недалеко.

Паоло улыбнулся, все еще глядя на звезды и ощущая, как удлиняются клыки, рот наполняется слюной, в теле бродит томительная, ищущая выхода сила. Он сладострастно выгнулся и, расхохотавшись, прорычал в небеса:

– Большая графская охота началась!

Стриксы стремительно, как хищные звери, всей стаей понеслись к селению. Впереди мчался Паоло, наслаждаясь уже самим безудержным бегом в ночи. Добравшись до цели, существа бесшумно заскользили между убогими крестьянскими домами, жадно вдыхая запахи человеческого жилья. Вожак выбирал первым. Облюбовав самый большой дом, подобрался к двери, постучал.

– Кто там? – раздался грубоватый мужской голос.

– Открой бедному путнику, хозяин. – В голосе Паоло зазвучали вкрадчивые нотки.

Дверь отворилась. На пороге, сжимая в руке топор и настороженно вглядываясь в темноту, стоял крепкий молодой мужчина. Из мрака на него сверкнули желтые огни звериных глаз.

– Впусти переночевать, – попросил мягкий, чарующий голос.

Пальцы крестьянина разжались, топор выскользнул из обессилевшей руки.

– Входи, добрый человек, – покорно проговорил он, широко распахивая дверь.

Пятый закон детей ночи: стрикс не может войти в жилье без разрешения хозяина.Но в его силах получить приглашение. Паоло ворвался в дом, схватил крестьянина за горло, легко приподнял над землей. Человек захрипел и обмяк. Отшвырнув бесчувственное тело, граф шагнул к широкой лавке, на которой сидела испуганная, дрожащая молодая женщина. Скорее не увидев, а угадав в темноте приближающегося зверя, она хрипло вскрикнула и бросилась в угол, где на куче соломы и тряпья спали дети. Их было четверо: старшей девочке не более десяти лет, самому младшему едва минул год.

Охота есть охота. Не утруждая себя применением чар, Паоло одним прыжком настиг несчастную, которая, обезумев от ужаса, все пыталась заслонить детей своим телом. От шума проснулась старшая дочь, приподнялась на соломе, всмотрелась в темноту.

– Беги, Роза! – отчаянно крикнула мать.

Женщина вцепилась в плащ Паоло, словно надеясь удержать стрикса, не дать ему подойти к детям. Девочка тем временем подхватила на руки сонного годовалого малыша и побежала к двери. Граф не остановил добычу. Тем слаще будет погоня. Рванув зубами шею крестьянки, подставил лицо под тугую струю крови. Заплакали проснувшиеся дети, но вскоре крики оборвались: расправившись с матерью, Паоло полакомился малышами. Кровь невинных особенно вкусна и целительна для стрикса, жаль только, ее мало в детском теле…

С сомнением оглядев неподвижно лежащего хозяина дома, граф прошел мимо. Он не любил охотиться на мужчин, используя их кровь только в случае крайней необходимости насыщения. В молодых женщинах и детях было гораздо больше чистоты, нежности и трепета, что делало их самой желанной добычей. К тому же Паоло обладал любовью к прекрасному, остро чувствовал хрупкую, преходящую прелесть юности. Вино кажется вкуснее, если оно подано в красивом сосуде, а жареное мясо особенно аппетитно выглядит на золотом блюде.

Граф распахнул дверь, вслушиваясь в музыку ночной охоты. Над селением раздавались азартные вопли и хохот стриксов, звенели жалобные крики жертв. Ноздри щекотал густой запах крови. Темнота полнилась мелькающими тенями. Мимо промчался Руджеро, загоняющий добычу. Возле дома три существа, в облике которых с трудом угадывались черты почтенных купцов, упоенно терзали тело девушки.

Девочка с ребенком на руках металась от дома к дому в поисках спасения. Стриксы, звериным чутьем ощущая добычу вожака, не трогали ее. Паоло не спеша двинулся к детям, но тут из-за дальней хижины выскочил опьяненный азартом охоты стрикс из новообращенных и бросился наперерез девочке.

Граф длинным скачком преодолел оставшееся расстояние, встал над замершей дичью и грозно зарычал. В ответ раздался утробный вой: зарвавшийся наглец не желал уступать. Над селением повисла тишина, нарушаемая лишь стонами умирающих. Дети ночи, страшась гнева господина, замерли, позабыв даже о своих жертвах.

Паоло снова взревел. Мятежный стрикс оскалился и рванулся вперед, намереваясь вцепиться в горло вожака. Граф даже не попытался ни отстраниться, ни атаковать в ответ. Когтистые лапы царапнули воздух, наткнувшись на невидимую преграду, бунтарь рухнул, будто кто-то сбил его с ног, и покатился по земле, визжа от невыносимой боли.

Некоторое время Паоло наблюдал за мучениями подданного, потом подошел к нему, прорычал:

– Встань!

С трудом, превозмогая боль, стрикс поднялся на ноги. Один удар – и голова мятежника покатилась по земле. Граф обвел испытующим взглядом съежившихся, припавших на лапы чудовищ. Опуская головы, боясь взглянуть в глаза вожака, те ответили тихим смиренным повизгиванием и скулежем.