Диана Удовиченко - Эффект искажения

– Знакомо, – процедил Сергей, вспоминая бомжа. – До суда хоть дожил?

– Нет. Ночью в КПЗ откусил себе язык и собственной кровью захлебнулся.

– Убийства не прекратились. – Сергей не спрашивал, скорее, утверждал.

Однако услышал не то, что ожидал.

– Прекратились, – протянул Николай Григорьевич. – И я начал думать, что ошибся, что парень этот и был маньяком. Хрен их разберет, психов! Только вот взгляд его загнанный мне иногда вспоминался.

Он потянул сигарету из пачки. Молчал, сосредоточенно курил.

– Что было потом? – поторопил Сергей.

– Через год все сначала. Точно такие же убийства. Каждый месяц. И опять нашли крайнего, мля. Наркомана какого-то. Но тут я уже начал копать по-серьезному. Настоял на повторной экспертизе тела, обшаривал парки, говорил с молодежью, которая там отдыхает. Свидетелей искал. И вроде бы ничего не нарыл, но начальству моя деятельность не понравилась. Меня раз предупредили, два. А потом…

Харитонов взял пустую рюмку, повертел в пальцах, отставил. Достал с полки стакан. Налил полный. Выдохнул, выпил в несколько глотков, запрокинув голову. Кадык на толстой шее болезненно дернулся.

– До сих пор не знаю, наказали меня за любопытство или это был просто случайный охотник. Задержался на службе допоздна. Пришел домой, а они там… в прихожей… Жена и дочка. У обеих горло разорвано.

Николай Григорьевич тяжело поднялся, опираясь ладонями на стол. Пошатнулся.

– Я в порядке, – остановил Сергея, попытавшегося помочь. – Сейчас приду.

Он вышел из кухни и вскоре вернулся с ружьем и охотничьей сумкой через плечо.

– Пошли, покажу кое-что.

В подвале было чисто и сухо. Щелкнул выключатель. Голубоватый холодный свет прильнул к шероховатым стенам, убил тени в углах, сделал лица мертвенными, выхолостил цвета, уравнивая их с серостью подвала. Сергей огляделся: похоже на образцовую тюрьму – прямой короткий коридор, несколько гладких металлических дверей. Харитонов подошел к одной из них, сунул ключ в замок. Коротко спросил:

– Готов? – и распахнул дверь.

Волна зловония ударила в лицо, заставила задержать дыхание. Пахло сыростью и падалью. Взгляду Сергея открылось маленькое помещение – не комната и не камера даже, а так, глухая коробка два на два метра, отгороженная новенькой блестящей решеткой. В углу этого каменного колодца, скорчившись и закрыв ладонью лицо, прямо на полу сидел человек. Голый по пояс и босой, он сотрясался в мелкой дрожи. В глаза бросалась его болезненная худоба: тонкие, почти прозрачные пальцы, острые локти, выпирающие на плечах кости, пергаментная старческая кожа. Длинные волосы свисали вокруг лица грязными сосульками.

«Он точно сошел с ума! – стремительно пронеслось в мозгу. – Человека похитил!»

– Кто это? – спросил Сергей, стараясь не делать резких движений и не сводя взгляда с ружья на плече Харитонова.

Он медленно шагнул в сторону, выжидая удобный момент для нападения. При звуке его голоса обитатель камеры сжался в комочек и жалобно захныкал.

– Спокойно, Серега, – ответил Николай Григорьевич. – Только в драку не кидайся. Не человек это. Вампир. Эй, Гюльчатай! – окликнул он пленника. – Открой личико!

Тот в ужасе затрясся, тихо поскуливая, но руки не опустил.

– Открой рыло, тварь. А то лапу отрублю, – угрожающе проговорил Харитонов. – Вот так… встань, развернись. Покажись нам…

Лицо существа не было человеческим. Вытянутое, со скошенным назад низким лбом и глубоко посаженными глазами, оно походило на звериную морду и напоминало Сергею о тварях, напавших на него на пустыре. Поймав взгляд пленника, он внутренне содрогнулся: в желтых, с вертикальным зрачком глазах горела бешеная ненависть. Существо оскалилось, показывая длинные клыки, оборвало жалкий скулеж. Из пасти его рвалось яростное шипение, зарождавшееся где-то в груди и то и дело срывающееся на вой.

Из истории рода делла Торре

Флоренция, год 1494 от Рождества Христова

Легкий ветерок играл в ветвях цветущих апельсиновых деревьев, подхватывал их тонкий свежий запах, смешивал с тяжелым ароматом роз, вплетал мельчайшие брызги от фонтана и развеивал над увитой плющом беседкой. Мужчины, сидевшие в беседке, обращали мало внимания на красоту и предрассветную свежесть сада. Чернокнижник Руджеро и молодой алхимик Джьякопо Марлиани, недавно обращенный в стрикса, были заняты интересным разговором. Перед каждым стоял золотой кубок, до краев наполненный кровью. С удовольствием прихлебывая свежий напиток, Руджеро рассказывал новичку об истории рода. Джьякопо, любознательный, как все ученые, задавал огромное количество вопросов.

– Больше трех веков в скитаниях… На что же вы жили?

– О, изгнание главы клана не отразилось на богатстве делла Торре, – пояснил чернокнижник. – Купцы продолжали торговать, ремесленные мастерские и плодородные земли давали постоянный доход.

– Но ведь все это было куплено на имя других людей?

– Стриксов, – поправил Руджеро. – Да. И ни один из них не предал господина. Это было бы… весьма опрометчиво с их стороны.

– И по каким же землям путешествовал синьор? – поинтересовался алхимик.

– По разным… – Чернокнижник задумчиво теребил в пальцах цветок апельсинового дерева. – Воевал. Даже участвовал в Четвертом крестовом походе. Вместе с крестоносцами мы брали Константинополь, грабили соборы схизматиков, стояли у истоков Латинской империи.

– Ты тоже был там?

Руджеро лишь мечтательно улыбнулся:

– Забавное было время. Столько свежей крови…

– А сейчас я решил, что пришло время осесть, – произнес красивый низкий голос.

Стриксы вздрогнули, обернулись и, поспешно вскочив, поклонились. Паоло делла Торре подошел так тихо, что даже звериный слух стриксов не уловил звука его шагов.

– И вот уже десять лет как живу в прекрасной Флоренции, – с улыбкой сказал он, поводя рукою вокруг. – Не правда ли, чудесно? Этот сад – точная, хоть и уменьшенная копия сада Парадизо, что подле виллы Сфорцеска в Милане. Это напоминает мне о родине.

Ветер гулял в миртовых аллеях, путался в искусно выстриженных лабиринтах из живой зелени, ласково касался цветов на пышных клумбах. Вдруг к сладким ароматам, окружавшим стриксов, примешался горьковатый запах дыма. Сначала он был едва заметен, потом делался все сильнее, и вот уже воздух утратил нежность и свежесть. Ветер усилился и, словно взбесившись, швырял в сад едкую вонь горелого тряпья и волоса.

Стриксы переглянулись.

– Опять… – нахмурился Паоло. – Видно, недолго нам осталось наслаждаться тишиною…

– Не нужно мрачных мыслей, мой господин, – успокаивающе проговорил Руджеро. – Не думаю, что есть повод для беспокойства. Уверен, во Флоренции нам обеспечен как минимум век благоденствия. Подумайте лучше о вашей прелестной невесте…