Виктор Глумов - Город смерти

— На самом деле хозяева очень редко рисковали своими гладиаторами. Практически никогда.

— Это значит, я…

— Да, но недолго. У меня недостаточно средств, чтобы выкупить тебя. Поработаешь немного, а потом я тебя спишу.

Мотаю головой. Закрываю лицо руками. Он продолжает:

— Как и ваша правящая верхушка, бароны бесятся с жиру. Они хотят хлеба и зрелищ. И не скупятся на ставки.

— Чтоб мне сдохнуть, у тебя в этом деле свой интерес!

Приподнимает уголки губ.

— Хочу заработать — раз. Два… ты же видела наших дебилов. У меня не хватает сотрудников.

До чего же он самоуверен! Понимает, что мне некуда деваться и такой исход для меня чуду подобен.

— Пожалуйста, будь умницей.

Открывает дверь:

— Эй, вы! Быстро сюда.

Седобородый и рыжий, оказывается, стояли под дверью и держали ее на прицеле.

— Отведите девушку в приличную камеру и окажите медицинскую помощь.

— В камеру?! — возмущаюсь я.

Он пожимает плечами:

— Девочка, доверие надо заработать. Будешь умницей, мы найдем общий язык. Понятно? Вот и хорошо. Без глупостей, пожалуйста.

— Меня зовут Сандра, — говорю на выходе.

— Леон.

Вадим проснулся от того, что его трясли и качали. Сперва удивился, потом осознал — толкали в бок. И с каждым толчком Вадим все отчетливей понимал: похмелья не избежать. Нажрался ведь до отключки, рассказ Сандры всю ночь снился… Сандра. Рассказ. Мир после войны. Оказалось бы, что виной всему — приход, что вчера он наконьячился в гостях, вел себя не лучшим образом и…

— Вставай, — снова толчок в бок. — Нажрался и валяется тут.

Вадим осторожно приоткрыл правый глаз. Глаз болел, голова гудела, во рту ночевали бомжи, черти вилами тыкали в печень, и во всем была виновата Сандра.

— А говорила, выживу, — упрекнул он.

— Я сказала, что не знаю! — скрипнул диван — Сандра села рядом. — Задрых вчера. Я ему душу изливала, а он…

— Я все слышал. Даже видел. Ты мне снилась. — Говорить было трудно.

— Да ладно! — Ударная волна махорочного духа Вадима чуть не добила.

— Леон, бои… Фу-у-у! Не кури! Вырвет!

Диван заскрипел и зашатался, Сандра ушла, но вонять меньше не стало. К горлу подкатил комок, рот наполнился кислой слюной. Вадим открыл глаза и сполз с кровати. Желудок бунтовал. Зажав рот рукой, он «по стеночке» заковылял к выходу. Где-то должен быть сортир. Сандра появилась откуда-то, протянула пакетик.

— Туалет искал, — предположила она. — Нет тут туалета.

Вадим, скривившись, вытянул руку с пакетиком. Огляделся. Куда бы его пристроить?

— В углу помойное ведро. Брось туда.

Так Вадим и сделал, потом уселся на пол рядом с ведром, сжал виски. Внутренности танцевали тарантеллу, а мозги превратились в студень.

— Что — так плохо? — Сандра отправила в ведро «бычок». — У вас там вино из винограда, как в старые добрые времена, да?

При мысли о коньяке Вадим замычал и полез к ведру обниматься. Запах из него был… Сандра терпеливо ждала, пока он закончит блевать. Хреновый мир, хреновое пойло. Смрад, темень, грязь. Войди сейчас в бункер Кощей — Вадим расцеловал бы его.

Вадим с трудом сел, прислонившись к стене спиной.

— И от святой стороны нам ничего не досталось, — проскрипел Вадим. — Кроме последней любви… И золотого пятна.

— Это что? — Сандра подняла голову и заглянула в глаза.

— Группа у нас есть, — вздохнул Вадим. — Наутилус.

— Прямо про нас. Слушай, а если попытаться понять, каким ветром тебя сюда занесло, может, найдется дорожка обратно?

— Ох, давай не сейчас…

— Где ты перепрыгнул сюда?

— Наверное, там, где тебя подобрал…

— Едем!

— Не могу. Паршиво мне. Правда, совсем хреново. И еще… мне бы помыться. Зубы хотя бы почистить. Тут вообще принято чистить зубы?

Порывшись в комоде, Сандра протянула баночку с белым порошком.

— На. Что таращишься, не такая у вас зубная паста? И за эту спасибо скажи, на рынке один-эс стоит.

— Чего? Это ваши деньги? — сказал Вадим, рассматривая банку.

— Тут вообще нет денег. Натуробмен. Первобытно-общинный строй. Один-эс — это грамм серебра. Один-зэ соответственно грамм золота. Еще в ходу металл килограммами и яйца. В смысле куриные. Сколько на тебе золота?

Вадим прикинул: крестик и печатка.

— Граммов пять, — приуменьшил он.

— На это можно жить полгода и ни в чем себе не отказывать.

— А если мотик продать? — проговорил Вадим с надеждой.

— Вот же дурачок! Как ты себе это представляешь?

Вадим пожал плечами. Голова качнулась и заболела с новой силой. Сандра правильно растолковала его молчание.

— Такая вещь стоит, — она задумалась, — пару килограмм золота. Столько не каждый барон в состоянии отвалить. А теперь подумай: зачем им платить? У них люди и оружие. Проще забрать. Что мы сделаем десятку-другому боевиков? Понял теперь? Ну, чего мычишь? Эй, задохлик, блевать — в ведро! Поехали искать двери в рай. Ах да, тебе же плохо!

Сандра ощупала карманы, вынула сверточек.

— На вот. Сразу полегчает.

На ладонь Вадима лег белый шарик. Он оказался сладким.

— Почему же на меня до сих пор не напали? Я же лакомая добыча.

— Ой, какой же ты… Они думают, что ты свихнувшийся лунарь, боятся. Если с лунарем что-то случится, будут показательные массовые расстрелы мирного населения. Полегчало тебе?

Боль в голове сменилась приятным шумом, и Вадим поднялся.

— Как заново родился.

— Ну что, поехали?

Меланхолия отступила. За спиной выросли крылья, появилась неудержимая жажда деятельности. Почистив зубы, Вадим выкатил Эйприл. Осмотрел ее: запылилась совсем, и протереть нечем. Вскоре подоспела Сандра, уселась позади и сказала:

— А чем ты его заправляешь?

— Бензином. Позавчера полный бак налил.

— Странное название. Топливо, да? У нас топливо дорогое. Надо бы механикам твоего коника показать, подойдет наше или нет… На всякий случай будем экономить.

Окрестности моста исколесили вдоль и поперек. Вадим нервничал, косился на периметр «Института», как Сандра называла укрепленный район высоток. От поездки он не ждал ничего особенного, просто наслаждался скоростью, движением, ощущением кипучей деятельности. Давно у него не было такого отличного настроения.

Отсутствие дверей, соединяющих два мира, его тоже нисколько не расстроило.

— Что теперь? — проговорил он, остановившись.

Сандра слезла с седла, потянулась.

— Поедем за одеждой.

— Э-э-э, кому?

— Мне! Тебе, конечно, уж слишком ты приметный. Постоянно кататься мы не сможем, в таком виде и без коня тебе нельзя на люди показываться.

Нет, это был не его город. Даже не город его родителей и бабушки. Здесь, в пределах Третьего транспортного, Москва всегда была сталинской, помпезной. Она и осталась такой, но…