Виктор Точинов - Пылающий лед

– Видишь? – спросил Командир, не интересуясь подробностями.

И в самом деле, дождаться от Хвата описания креста проблематично – словарный запас у детинушки, будто у трехлетнего ребенка, но в отличие от детей говорит он редко и мало…

Гигант помотал головой. И заплакал. Молча, без всхлипываний. Слезы струились по щекам, и вид у Хвата был расстроенный и обиженный, словно злые люди только что отобрали любимую игрушку…

Командир ничего не объяснял. О чем-то размышлял, поглядывая то на берег, то на Хвата. Потом отправил гиганта в каюту (тот едва протиснулся сквозь узкую дверцу) и сам отправился за ними следом.

– Не иначе как под крестом все зарыто, – тихонько произнес Наиль, когда они с Алькой остались вдвоем.

Бред… Никто не станет прятать что-то ценное и помечать место этакой приметой, издалека видной. Хотя не всем видной, как выяснилось.

– Через камни втроем поплывем, – сказал Командир, возвращаясь. – Если что-то странное увидите, внимания не обращайте. Место тут такое… много чего мерещится…

– Втроем? А как же… – не понял Алька. – А он?

Он приподнялся на цыпочки, заглянул над плечом Командира – через рубку и приоткрытую дверцу видна была лишь малая часть каюты. Алька разглядел Хвата, растянувшегося прямо на полу. Верзила сложился чуть ли не втрое и все равно весь в каюте не поместился – огромные сапожищи просунулись в рубку.

«Он его…» – Алька не додумал до конца тревожную мысль – услышал богатырский храп, заглушавший временами звук двигателя.

– Пусть спит, – сказал Командир и швырнул за борт три пустых шприц-тюбика. – Тогда, может, проскочим…

Ни малейшей уверенности в его последней фразе не слышалось.

Алька, напротив, был уверен на девяносто девять процентов. Но в обратном: проскочить у них никак не получится, хоть спящими, хоть бодрствующими. Даже если пароходик каким-то чудом разминется с камнями, ему элементарно не хватит скорости, слишком уж быстрым потоком катится навстречу река. Один процент Алька оставлял на то, что отношения с водой у Командира особые… Вдруг покажет еще один фокус, как тогда, на причале?

На самом деле новый фокус ему уже продемонстрировали… Но осознал это Алька, лишь когда Командир сел за штурвал и взялся за рычаги. «А как же мель?» – хотел спросить Алька, но не успел. Двигатель прибавил обороты, зазвучал громче – и пароходик двинулся вперед. Не снимаясь ни с мели, ни с камня, ни с якоря…

…Катер с бортовым номером «Р-13» нырнул в густой туман, некоторое время был виден сквозь него бесплотным, призрачным силуэтом, потом исчез. Облако черного дыма, выброшенное трубой, какое-то время ползло над гладью Кулома, но быстро рассеялось под порывами ветра.

Из предметов, созданных человеком, над бескрайней тундрой и рассекшей ее лентой Кулома остался лишь белый крест. Он трепетал в солнечном мареве и, казалось, плыл над вершиной сопки, а не стоял, прочно вкопанный в нее основанием. Затем пропал, был – и не стало.

Разные миражи и обманы зрения случаются летом в Заполярье, над нагретой июльским солнышком тундрой…

Толстяк, начальствующий над здешней охраной, рассматривал бумагу долго и вдумчиво. То ли был малограмотным, то ли добирал солидности перед подчиненными и приезжими, не знаю. Я терпеливо ждал, мне в моей нынешней роли подгонять и поторапливать толстяка не полагалось.

Стояла полная тишина, и было слышно, как наверху, на флагштоке донжона, полощется на ветру большой флаг с изображением вставшего на дыбки бурого медведя. Самого медведя не позволяла разглядеть сгустившаяся темнота, но днем я потратил достаточно времени, изучая за́мок в сильную оптику.

Наконец толстяк счел, что накладная в порядке – вернул ее мне и заявил:

– Показывай, что привез.

Опасение, что он столь же долго будет пялиться на ящики, громоздящиеся в кузове грузового электрокара, не оправдалось. Бросил лишь беглый взгляд, махнул рукой:

– Проезжай к складу.

– А где это? – поинтересовался я. – У меня к вам первый рейс…

– Щас покажу… – Толстяк, пыхтя, вскарабкался в кабину и плюхнулся на пассажирское сиденье, потеснив Лобастика. – Въезжай в ворота и налево, вдоль стены.

Металлические створки ворот расползлись в стороны. Кар неторопливо вкатился под арку.

– Салим Махмутыч ничего вам для меня не передавал? – спросил толстяк, понизив голос почти до шепота. – Для Силкина, значит?

– Передавал, а как же, – с готовностью подтвердил Лобастик и потянулся куда-то под приборную доску, хотя впервые услышал про Салима Махмутыча, передающего толстяку посылки. – Сейчас отдам.

Толстяк посмотрел удивленно. Даже подозрительно посмотрел… Возможно, неведомый Махмутыч должен был передать ему что-то всего лишь на словах, или наоборот – посылка отличалась большими габаритами и здесь, в кабине, никак бы не разместилась… Мгновение спустя все это стало не важным. Толстяк захрипел, забулькал рассеченным горлом. А Лобастик выдернул из пружинных зажимов «абакан» с подствольником.

Электрокар рванул с места – налегке, оставив нагруженный полуприцеп блокировать распахнутые ворота. В свете фар – шарахнувшиеся в сторону охранники. Хрясь! Вывернув руль, я припечатал одного к стене. Второй успел отскочить, но тут же рухнул, срезанный короткой очередью Лобастика.

Я высунул в окно руку, трижды нажал на спуск ракетницы. Три огненных шара расцвели в небе. И почти сразу погасли фонари, освещавшие двор, и мощный прожектор, светивший с вершины донжона. Цитадель барона Гильмановского осталась без электричества, аварийные генераторы здесь имелись, но запустить их никто не успеет… Впрочем, ракеты пока достаточно подсвечивали место действия, а потом в ход пойдут приборы ночного видения.

Я знал, что одновременно с отключением света у здешних обитателей случилась еще одна неприятность: эфир оказался вдруг забит густыми помехами – не вызвать помощь из казармы батальона самообороны, расположенной в четырех километрах… Хотя у самооборонцев сейчас своих проблем хватает.

Кар катил вдоль донжона, чуть ли не царапая бортом каменную кладку, – я не хотел невзначай выскочить из мертвой зоны установленных наверху пулеметов. Лобастик успел вышвырнуть тело толстяка из кабины и теперь азартно палил по всем, кого видел, а когда не видел никого – по окнам, выходящим на двор.

Сзади тоже разгоралась пальба – парни, прятавшиеся в полуприцепе, вступили в игру. Грохнула граната, затем еще одна… Но я ждал не этого грохота. Ну наконец-то! Наверху громыхнуло на порядок сильнее, с вершины донжона посыпались мелкие обломки. Взрыв УРСа накрыл пулеметную площадку вместе с тремя станковыми пулеметами и их расчетами.