Алексей Колентьев - Главный противник

– Алексей Макарович, нужно было вам уезжать, тут чёрт-те что творится…

Иногда Ларионов перегибает с опекой, но за десять лет совместной службы мы почти срослись, я относился к капитану как к родному сыну, своих детей нам с женой Бог не дал. Поэтому я тоже вполголоса шикнул на адъютанта:

– Но-но, раскомандовался! Кто из нас двоих генерал, а, Константин, ты или я? Вот сейчас выберемся. Я до штаба дозвонюсь и выясню, что тут творится…

Неожиданно слева раздался какой-то скрежет, и следом я услышал совершенно знакомый звук:

– Ба-ум-м!..

Стена белого домика, откуда в нас стреляли, окуталась клубами белого дыма, дрогнула, затем, словно бы нехотя, стала оседать вниз. Дом повело, и перекрытия обоих этажей, устремившись в одну точку где-то по центру здания, обрушились вниз, образовав почти идеальный прямой угол. Из-за левого угла здания погоревшего штаба резво выскочил на плац запылённый «восемьдесят пятый» {12} и, чуть скорректировав поворотом гусениц корпус с башней, стал методично обрабатывать развалины из пулемёта-спарки. Улучив момент, я как мог резво вскочил и перебежал к Косте, присел с ним рядом. Руки сами собой рванулись к рукаву куртки, рефлексы снова не подвели: мотнув ткань возле шва, мне удалось оторвать его почти целиком. Не обращая внимание на протесты адъютанта, я наложил жгут выше раны, кровь из дырки в ляжке перестала сочиться. Оставив раненого, осторожно выглядываю из-за укрытия. Тут продолжает твориться что-то непонятное. Из крайнего левого окна первого этажа пустого, как мне казалось раньше, здания штаба стали неуклюже выпрыгивать солдаты. Судя по форме, это были бойцы роты охраны и сопровождения, или, может быть, «комендачи»: все в тяжёлых общевойсковых бронежилетах старого образца {13} , их я узнал по нашитым спереди подсумкам и зелёному цвету капронового чехла. Вооружены все полноразмерными «калашами», обтянутые брезентовыми чехлами круглые шлемы падающие на глаза… наверняка «срочники». Они скопились возле левого борта танка, укрываясь за ним построившись в колонну по два, и замерли. Немного погодя из окна выпрыгнул офицер в изорванной офицерской «повседневке», без фуражки, голова замотана серо-чёрными от копоти и пыли бинтами. Поверх кителя у офицера был довольно умело натянут разгрузочный жилет с подсумками, в левой руке он держал такой же, как и у моего адъютанта, «чебуран». Рваные брюки, форменные ботинки. Это явно был кто-то из офицеров штаба, погоны скрывали широкие лямки «разгрузки», но, судя по резвым движениям, это точно не комполка, того я бы и с такого расстояния узнал. Офицер, полусогнувшись и то и дело оскальзываясь на щебне, подбежал к танку и два раза грохнул откинутым прикладом автомата по броне. Люк мехвода открылся, и после каких-то переговоров танк двинулся к порушенному дому, а трое бойцов и офицер отделились от основной группы, бежавшей следом за рычащей махиной и направились в нашу сторону. Подняв прислонённый к крыльцу автомат, я тихо сказал адъютанту:

– Костя, кажется, всё закончилось. Вон к нам кто-то из штабных бежит…

Но говорил я в пустоту, Ларионов потерял сознание, лицо его побелело, и голова свесилась набок. Приспустив ремень автомата так, чтобы оружие было на уровне пояса, я повесил его себе на шею, автомат адъютанта повесил на плечо. Потормошив Костю и поняв, что тот прочно отключился, я взвалил его на загривок и кряхтя поднял. По весу стало понятно – парень выживет, мертвецы столько не весят. Непонятно, кто были эти бойцы с офицером. Ларионова следовало отнести в машину и связаться со штабом в Хабаровске, я уже предвидел толпы чинуш из Генштаба, комиссии и прочие последствия непонятного инцидента, самым меньшим из которых будет возмещение ущерба, нанесённого части. Сделать мне удалось только пару шагов – прыткий перевязанный офицер уже был рядом, как и трое запыхавшихся бойцов, чьи лица наполовину скрывали ниспадающие на глаза шлемы, а вся амуниция сидела как-то криво. Остановившись в трёх шагах от меня, офицер доложился:

– Товарищ командующий округом, разрешите обратиться! Майор Павлов, замначальника особого отдела гвардейского сто восемьдесят второго авиаполка. Силами сводной роты нападение вражеского десанта по всей территории отбито, остаточные очаги сопротивления в районе складов РАВ локализованы… Комполка полковник Шевардин убит, командование принял начштаба полка подполковник Ярцев…

Всё сказанное офицером показалось мне каким-то бредом. Возможно, парень повредился умом от контузии, смысл его короткого рапорта заставил всё внутри похолодеть, сердце комком подступило к горлу. Опустив раненого Костю на руки подоспевшим бойцам, я только и смог произнести:

– Какой ещё десант, майор? Вы что, учения затеяли?!

Все вокруг, даже солдаты замерли, один поправил шлем, съезжающий на глаза, и я увидел пару серых испуганных глаз, неестественно блестящих белками на чумазом молодом лице. Форма и оружие у всех бойцов носили следы многочасового боя: каждый был легко ранен, кто в руку, кто в ногу, у одного были туго перебинтованы шея и обе руки. Все они были щедро присыпаны кирпичной пылью, отчего казались ожившими каменными барельефами. Майор, чьё лицо всё в кроваво-чёрных бинтах было не разглядеть, тихо, но твёрдо ответил:

– Никак нет, товарищ генерал армии, нету учений… Война началась, уже двадцать часов, как десант выбросили. Танковый взвод и рота охраны… ещё комендантский взвод и офицеры штаба… Сначала порознь бились, потом очухались и вломили америкосам как положено. Есть пленные, они подтвердили, что являются военнослужащими какой-то Коалиции, двое американцы-десантники, один офицер связи из какой-то канадской особой роты егерей. Мои следователи сейчас с ними работают. Связи с Хабаровском нет, на уровень Генштаба или ОСК «Запад» по спецсвязи тоже выйти не удалось, пока мы отрезаны. Периодически удаётся связаться по радиоэфирным каналам с отдельными частями округа, все связаны боем, подвергаются интенсивным налётам вражеской авиации и ракетным обстрелам, скорее всего с кораблей… Пойдёмте на КП, у меня приказ доставить вас, как только отыщу, там всё узнаете подробней.

Я был в смятении: майор не походил на шутника, а пуля, которой был ранен Костя, точно самая настоящая. Ещё раз внимательно присмотревшись, я увидел, что Павлов обожжён, китель и брюки местами сильно истлели, из дыр проглядывают запылённые повязки. Ещё кисть левой руки майор неловко прятал, она вся почернела, ребро ладони обуглилось, белела кость. Молча кивнув ему, я пошёл следом, каждый шаг давался мне с невероятным трудом, в происходящее вокруг сознание отказывалось верить, однако лицом тогда и теперь я никогда старался не выказывать неуверенности, хотя только постоянными усилиями воли удаётся отгонять желание заглянуть за край открывшейся бездны…