Диана Торнли - Эхо далекой битвы

Юноша лежал на полу, полунакрывшись одеялом, и слабый ночной свет позволял видеть полоски искусственной кожи на ребрах в тех местах, где совсем недавно были шрамы. Лухан покачал головой.

Он уже собирался уходить, когда Тристан зашевелился, застонал и перевернулся на бок. Лицо исказила гримаса боли, из открытого рта донёсся стон. Лухан вошел в комнату, приготовившись стать свидетелем одного из кошмаров сына.

Однако ничего не произошло. Через несколько секунд лицо юноши расслабилось, пальцы, сжимавшие одеяло, разжались. Наклонившись к сыну, Лухан ждал. Дыхание Тристана выровнялось. Адмирал потрогал его лоб, поднялся и вышел из комнаты, не забыв оставить дверь открытой.

В их спальне все еще горел ночник. Дарси, похоже, спала, повернувшись лицом к стене. Стараясь не шуметь, он прошел в примыкающую к спальне ванную, надеясь отыскать что-нибудь от головной боли, но задел дверцу шкафчика.

Дарси повернулась.

— Лухан?

— Да. Я разбудил тебя?

— Нет. — Она села, опершись на подушку, и натянула одеяло. — Я ждала тебя.

Он остановился. В полумраке трудно было разглядеть выражение ее лица, но голос женщины звучал грустно.

— Что-нибудь не так, Дарси?

— Все не так.

Лухан замер. Потом глубоко вздохнул. Затем сел на край кровати.

— Расскажи мне, что тебя огорчает.

Дарси обхватила руками колени.

— У меня такое чувство, что за последние несколько дней мы с Тристаном из узников Иссела превратились в узников Состиса. Только теперь нас держат в прозрачных коробках с дырками, чтобы люди могли тыкать нас шестами.

— Что ты имеешь в виду?

— Опросы. Я чувствую себя не столько возвращенным заложником, сколько взятым в плен шпионом!

— Но это обычная процедура, — удивленно заметил Лухан. Бывшие заложники и военнопленные могут предоставить…

— Я ЗНАЮ, Лухан, знаю! Я знаю, что так и должно быть! Но нам от этого ничуть не легче. Особенно Тристану. Он плохо ест, к нему вернулись прежние кошмары…

— Знаю, Дарси. — В висках стучало все сильнее, и Лухан потер их ладонями. — Подожди.

— … и вот когда они наконец разрешили нам вернуться домой, тебя здесь не застать. Мы видим тебя не чаще, чем если бы были на Ганволде! Если бы не супруга твоего помощника, Гизель, которая приходит почти каждый день, то здесь можно было бы сойти с ума! А еще этот видеофон. — Дарси подняла голову. — Мне казалось, что внизу есть человек, который может блокировать все идущие сюда сигналы.

— Консьерж…

— Не знаю, то ли он плохо справляется со своими обязанностями, то ли кто-то научился действовать в обход! Нам все время звонят из Службы новостей, просят об интервью. Как назойливые мухи! Сегодня я им так и сказала и не стала даже разговаривать.

Лухан легко мог представить себе это. При других обстоятельствах можно было бы посмеяться.

— Хорошо, я этим займусь, — пообещал он.

Дарси сидела все в той же позе, положив голову на колени.

— Если бы мы с Трисом могли хоть иногда выбираться отсюда… А так только допросы. — Она вздохнула. — На Ганволде мы не знали никаких ограничений, а здесь единственная возможность — это скиммер, да и тот не всегда свободен. Кроме того, у меня нет разрешения. Ни в город, ни в горы — никуда нельзя. Мы словно прикованы к этому месту!

— Есть еще подземная транзитная система, — сказал Лухан. — Она ведет в город. В домашнем компьютере есть расписание движения и карта маршрутов.

— Если бы я могла до них добраться, — ответила Дарси. — Все было бы не столь плохо, если бы я знала, как тут что работает. Но технология изменилась! — Она закинула руки за голову. — Прошло столько времени, а я до сих пор не разберусь в кухонных приспособлениях… там ведь даже кнопок нет! А эти руководства! Они же на другом языке!

— На кухне все приводится в действие голосом, — заметил Лухан.

— Я пыталась, — возразила Дарси, — но в ответ все время слышу: «Недостаточные инструкции».

— Да, здесь руководства беспомощны, — с оттенком раздражения сказал Лухан. — И дело даже не в том, что тебя не было двадцать пять лет. Похоже, что их пишут сами механики… для самих себя. Если хочешь, я тебе все покажу.

— Нет, не надо. Я начинаю разбираться… постепенно.

То, как она это сказала, удивило и озадачило его. Лухан недоуменно посмотрел на нее.

— Дарси, ты только что сказала, что хочешь всему научиться. Я лишь предлагаю тебе помощь.

— Знаю. — Она выпрямилась. — Но не нуждаюсь в твоей помощи. Все эти годы на Ганволде я обходилась без нее.

Теперь Дарси сказала это так, словно ОН был виноват во всем, что с ней случилось. Лухан не мог понять этого, да и понимать, откровенно говоря, не хотелось.

— Прости, — сказал он и встал. Сжал зубы, стараясь не обращать внимания на боль в висках, и прошел в ванную.

Сама мысль о том, чтобы включить свет, резью отозвалась в глазах, поэтому Лухан остановился в темноте перед медицинским шкафчиком.

— Пластырь-анальгетик-экстра, две штуки, — сказал он и подставил руку под диспенсер. Приложив их к вискам, Лухан еще немного постоял, ожидая, пока пластырь начнет оказывать действие и надеясь, что Дарси уже уснула. Не тут-то было. Она сидела в той же позе, обхватив колени руками.

— Лухан?

Ему показалось, что голос жены дрогнул, но он подавил в себе желание поднять голову и посмотреть на нее, сосредоточившись вместо этого на пуговицах рубашки.

— Что? — его голос прозвучал резче, чем хотелось бы.

— Извини.

Он взглянул на нее.

— Просто… я никак не привыкну ко всему этому. Я ощущаю себя лишней и никчемной. У меня накопились сотни вопросов, но на них некому ответить. Я понятия не имею о современной политике и социальных пробемах. Прошлый вечер во Дворце Губернатора я только и думала о том, чтобы ненароком не обидеть кого-нибудь и не поставить тебя в неловкое положение. Часто я ловлю себя на том, что мне хочется взять пищу руками и сесть на пол!

Боль еще не ушла. Лухан закрыл глаза.

— Меня ты этим не смутишь, но если хочешь, я приглашу консультанта по протокольным вопросам. Если тебе так будет легче.

— Нет! Никаких консультантов! Я вообще не хочу ни в чем участвовать. Хочу быть лишь супругой и матерью, вот так! А со временем вернуться в медицинскую школу.

Лухан только вздохнул и опустился на кровать.

— Мне бы тоже хотелось какое-то время побыть просто отцом. Наверное, я знаю об этом еще меньше, чем ты о протоколе, особенно когда дело касается подростка, который сидит на полу, уставившись в окно, и сжимается каждый раз, когда я протягиваю к нему руку. У меня почти не остается времени на него, да и на тебя. Оно уходит на эту проклятую войну и на речи в память тех, кто погиб… — Лухан скорчил гримасу, — да еще на подготовку отчетов. Вот и завтра у меня доклад перед Ассамблеей.