Дуглас Орджил - Волки севера

Дайана Хильдер лежала на узкой кровати в маленькой комнатке солдатовской дачи и читала, прислушиваясь к завываниям ветра на просторах Обского моря. Она была рада, что возвращается домой. Они больше не говорили о том, что произошло в лесу, когда волки загрызли солдат, но это все еще висело жуткой тенью в их памяти.

Правда, Дайана с удивлением обнаружила, что это на нее подействовало меньше, чем рука, обнаруженная в желудке волка. Работа, которую она проделала здесь с помощью материалов, предоставленных Институтом зоологии, была бесценной. Стовин сказал, что она вошла в его Сообщение и, возможно, является самой важной частью. Это было типично для Стовина. Он любил парадоксы. Однако Дайана решила, что больше никогда не будет заниматься волками. Она найдет себе другие темы. Только не волки.

Кажется, она не может быть настоящим ученым, как Стовин. Она не может совладать со своими эмоциями. А Стовин надежно защищен барьером своего интеллекта. И ничто не может коснуться его. И я, подумала Дайана, тоже не смогла сделать этого, ни физически, ни духовно. Я думала, что раз он пригласил меня… О, Боже, что я вообразила…? Я так одинока… Как бы мне хотелось, чтобы Стовин был здесь, рядом со мной. Она улыбнулась. Кровать такая узкая… Ему бы пришлось лечь на меня…

Повинуясь внезапному импульсу, она соскользнула с кровати, взяла керосиновую лампу, которыми теперь пользовались в Новосибирске, так как электричество отключали в 21 час, и села возле зеркала. Она взяла гребенку и стала ожесточенно расчесывать волосы, пока они не стали отливать золотом в желтом свете лампы. Затем она тронула за ушами пробкой от флакона с духами, которые она купила в Москве. Неплохо, сказала она себе, глядя в зеркало. Весьма сексуальна. Если бы я была мужчиной, Дайана Хильдер, я бы не пропустила тебя… Она поправила прическу. Так, кажется, лучше.

Где-то послышался скрип половиц. Это, наверное, Стовин направился спать в комнату, где раньше жил Волков. Дайана продолжала сидеть. Она пребывала в нерешительности. Ведь завтра они возвращаются домой… и никогда они уже не будут так близко друг с другом, как сейчас. Она снова поправила прическу. Ее била дрожь. Наконец она поднялась, открыла дверь. Комната Солдатовых находилась в конце коридора и там было темно. Но в соседней комнате, где ночевал Стовин, горел свет. Под дверью виднелась светлая полоска. Дайана тихонько открыла дверь.

Стовин сидел на кровати. Рядом лежала открытая книга. Он удивленно посмотрел на нее, и она осторожно вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она вдруг почувствовала, что ей трудно говорить.

— Что ты читаешь? — наконец глупо спросила она.

— Гармен Флон, — ответил он. Его лицо было в тени и она не могла видеть его глаз.

— Ты… — начал он, но она прижала палец к губам. Стовин продолжал смотреть на нее, но ничего не говорил.

— Я ужасно замерзла, — прошептала она.

Он сбросил книгу на пол, протянул ей руки.

— О, действительно, ты вся дрожишь.

Он смотрел на нее снизу вверх. Дайана видела, как на виске его бьется жилка.

— О, ты так хорошо пахнешь, — сказал он.

— Я?

— Садись сюда.

Он нежно погладил ее волосы. Затем он поцеловал ее с такой легкостью, что было трудно поверить, что он всего второй раз целует ее в губы. Дайана ответила на поцелуй. Стовин откинул покрывало на постели.

— Если ты замерзла, ложись под одеяло.

Вскоре они уже лежали рядом на узкой постели и их тела прижимались друг к другу. Колени, бедра, животы… Руки Стовина нежно ласкали ее тело, и она таяла под этими прикосновениями. Она обняла его за шею и стала целовать.

— Ты уже согрелась? — спросил он, когда перевел дыхание. — Ты рада, что мы вместе?

— Стовин, я думала, что ты никогда не решишься сам.

Его руки стали неумело освобождать ее от одежды. Дайана помогла ему и вскоре они слились воедино. Это было такое совокупление, какого она еще никогда не знала. Она понимала, что не обладает большим опытом. У нее было только две любовные связи с двумя разными мужчинами. Для нее это были только эксперименты, не более. И оба не принесли ей счастья. Со Стовиным все было по-другому. Совсем по-другому. Его нельзя было назвать сильным мужчиной, но когда все кончилось, она лежала рядом с ним полностью удовлетворенная, впервые в жизни.

— Почему ты так долго? — спросила она, поглаживая его голое плечо.

— О чем ты?.. Мне кажется, что совсем не долго.

Она приподнялась на локте и посмотрела на него. Лицо его было покрыто капельками пота. Видимо, он затратил много сил.

— Я совсем не о том, и ты знаешь это. Я спрашиваю, почему ты так долго не приходил ко мне?

Такая прямота слегка огорошила его.

— Видишь ли, Дайана, я слишком замкнутый человек. Я никогда не понимаю людей. Для меня привычнее иметь дело с мыслями. Я полагаю, что просто не хотел осложнений.

Он пристально смотрел на нее, а его рука лежала на ее груди.

— Я старше тебя, Дайана. Я буду совсем стариком, когда ты только достигнешь расцвета. И тогда начнутся проблемы. Ты же знаешь, что настоящее совсем не определяет будущее.

Она засмеялась.

— Я не дитя, мне почти тридцать.

— О, — сказал он, внезапно улыбнувшись. — Как только ты влачишь этот груз?

Он уже снова был на ней, и она ахнула, когда опять почувствовала в себе его твердую плоть. Он буквально вдавил ее в пружинный матрац.

— Кажется, мне приходится нести на себе не только груз лет, — сказала она, прижимаясь губами к его плечу. — Ты понимаешь, что эта кровать ужасно скрипит, Стовин?

— Чепуха. Кровать Солдатовых тоже скрипит. Совсем недавно из их комнаты доносился такой шум, что мне казалось, что началось землетрясение. Сейчас они утомились и спят.

Вместо ответа Дайана обхватила его руками и ногами и изо всех сил прижалась к нему, стараясь, чтобы ни один миллиметр его пениса не остался вне ее.

В полумиле от дачи Солдатовых, в затемненном углу классной комнаты школы № 2 Бисби присел на свою раскладушку и достал заветную коробочку. Он осторожно перебирал ее содержимое… блестящий белый амулет — череп, книгу с запятнанной коричневой обложкой, старую фотографию человека, стоящего возле деревянного дома. Он разложил все на деревянной табуретке. Тут были и другие вещи… плоский кремниевый наконечник стрелы, какими пользовались в Каменном веке, целая пригоршня различных когтей, красный тумблер, на котором белыми буквами было написано «Пуск». И наконец он нашел, что искал: кожа молодой рыбы-орла. Ее черно-серо-белые перья, слегка помятые, отливали нежным блеском в свете фонарика. Бисби взял ее в руки и произнес несколько слов так быстро, что никто не смог бы разобрать, что он сказал. Он долго сидел молча, вглядываясь в темноту, а затем сложил обратно свои сокровища.