Джон Гриббин - Дорога в никуда

После того, как их глаза привыкли к свету, Ту Хокс увидел, что они стоят в помещении со стенами из голых гранитных плит. Потолок находился высоко. Свет исходил от яркой лампы на столе, абажур, который был повернут так, что яркий свет слепил его. Вокруг него стояло много людей. На них были тесные темно-серые мундиры, волосы у них были коротко подстрижены, руки их были холеными.

Его предположение оказалось верным. Его и О'Брайена привели сюда для допроса. К несчастью, им не в чем было признаваться. Правда была так невероятна, что допрашивающие не могли поверить ни одному их слову. Они считали, что это только жалкие фантастические истории, наскоро придуманные двумя перкунскими шпионами. Они и не могли думать по-другому. Если человек из этого мира при подобных же обстоятельствах попал бы на Землю Ту Хокса, ни союзники, ни немцы не поверили бы ни одному слову из его рассказа.

Несмотря на это, пришло время, когда Ту Хокс сказал правду, все равно, какой бы невероятной она ни была. О'Брайен сдался еще быстрее. Ослабленный малярией, он не смог долго выдержать. Он снова и снова терял сознание и допрашивающие скоро убедились, что он не разыгрывает никакого спектакля. Потом они снова всю свою энергию и всю свою изобретательность сконцентрировали на Ту Хоксе. Может быть, они были особенно упорными потому, что они считали его предателем. Он явно не был перкунцем.

Ту Хокс молчал как можно дольше. Он помнил, что древние индейцы его Земли восхищались человеком, могущим выдержать их пытки. Иногда, конечно, очень редко, они принимали человека в свое племя за мужество и стойкость.

Через некоторое время он начал спрашивать себя, как поступят его допрашивающие, если он будет молчать, петь или даже осыпать оскорблениями своих палачей. Они, должно быть, были храбрее, чем он. Он начал кричать. Это не улучшило его положения, но, по крайней мере, помогло ему сломить внутреннее напряжение и уничтожить его.

Время шло, он повторил свою историю уже раз пять и все время клялся, что это была правда. На шестой раз он потерял сознание и был приведен в себя потоком ледяной воды. Спустя некоторое время он больше не знал, что он говорил и что делал. Но, по крайней мере, он не молил о пощаде. И он проклинал их, ревел им в лицо, какими жалкими и презренными тварями они были, и клялся, что он отомстит им, как только у него появится такая возможность.

Потом все снова началось сначала, он кричал, и мир для него превратился в сплошной раскаленный ад.

Когда он пришел в себя, все тело его болело, но это только воспоминание о выдержанных мучениях. Воспоминания эти были достаточно скверными, однако они не шли ни в какое сравнение с теми настоящими мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. Несмотря на это, он хотел умереть и разом покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые так отделали его, и ему снова захотелось жить. Сначала он должен встать на ноги и жить для того, чтобы каким-нибудь образом уничтожить их всех.

Время шло. Когда он снова очнулся, кто-то поднял его голову и влил ему в рот холодное питье. Он увидел несколько женщин в длинных серых одеждах, с белыми косынками на головах. Они отвечали на его хриплые вопросы успокаивающими жестами и призывами к молчанию и меняли бинты, которыми были обмотаны его голова и ноги. Они делали это осторожно, однако он снова потерял сознание от боли. На этот раз он очнулся быстро. Они обработали его раны болеутоляющей жидкостью и мазями и снова перебинтовали их чистыми бинтами.

Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут он сломался и заплакал. Они смущенно опустили глаза, однако он не знал, вызвано ли их смущение его порывом чувств, или же они поступают так, как должны поступать.

Он бодрствовал недолго; он снова погрузился в сон, от которого он очнулся только двумя днями позже. Он чувствовал себя словно оглушенным наркотиками; голова его была тупой и пустой, во рту его было сухо. В тот же вечер ему удалось покинуть свою постель и добраться до двери своей палаты. Никто не помешал ему сделать это и он даже поговорил или попытался поговорить с другими пациентами. Он испуганно вернулся назад, в свою маленькую палату. О'Брайен лежал на соседней койке. Он повернул голову и спросил:

— Где мы?

— В сумасшедшем доме, — ответил Ту Хокс.

О'Брайен был слишком слаб, чтобы бурно отреагировать на это.

— Вероятно, наши палачи решили, что мы — душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история просто не могла быть правдой. Итак, мы здесь, и мы можем сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают древнее почтение к сумасшедшим. Они хорошо обращаются с ними. Но, как ты понимаешь, мы все равно остаемся пленными.

— Я думаю, я ничего не смогу с этим поделать, — сказал О'Брайен. — Я умру. Что сделали эти дьяволы… и мысль о том, что в этом мире… С меня этого достаточно.

— Ты слишком много перенес, чтобы умереть именно сейчас, — сказал Ту Хокс. — Ты только испытываешь горькое разочарование.

— Нет. Но на тот случай, если я не выкарабкаюсь, ты должен мне кое-что пообещать. Если у тебя будет возможность, ты должен разыскать этих негодяев и убить их. Медленно.

— Совсем недавно я думал точно так же, как и ты, — ответил Ту Хокс. — Но с тех пор мне кое-что пришло в голову. На этой Земле нет Гаагской Конвенции или чего-нибудь подобного. И то, что мы перенесли здесь, ждало нас при любом пленении, если взявшим нас в плен покажется, что они могут от нас что-то узнать. Если бы мы попали в руки перкунцев, с нами, вероятно, обошлись бы точно так же. По крайней мере, палачи не сделали нас калеками на всю жизнь, а могли бы. Но теперь самое худшее осталось позади. С нами обращаются как с пленными королями. Индейцы верят, что сумасшедшие обладают божественностью. Может быть, теперь они не верят больше в это всерьез, но свои обычаи они еще сохраняют.

— Ты должен убить их, — пробормотал О'Брайен и заснул.

В конце следующей недели Ту Хокс почти полностью поправился. Ожоги третьей степени все еще полностью не зажили, но у него больше не было ощущения, что с него заживо сдирают кожу. Постепенно он подружился с директором этого заведения, высоким, худым мужчиной по имени Таре, который был дружелюбен и образован и интересовался случаем Ту Хокса с точки зрения психиатрии. Он дал своему пациенту разрешение пользоваться своей библиотекой, и Ту Хокс ежедневно по многу часов проводил за изучением этого мира — или Земли-2, как он теперь называл его. Таре был очень занятым человеком, но он рассматривал случай обоих этих чужаков как вызов и все это время он каждый день посвящал им полчаса, а иногда и целый час.