Андрей Левицкий - Выбор оружия

— А давай его пристрелим? — предложил я, когда Безумный в очередной раз попытался встать на дыбы и заржал. — Сделаем хорошее дело, ему же легче станет. Никита оглянулся на меня чуть ли не с презрением.

— Да он же шизофреник, — продолжал я, едва заметно дергая вожжи, отчего длинный облезлый хвост коня нервозно засновал из стороны в сторону. — И еще, может быть, маньяк, Чикатило какой-нибудь, наверное, по ночам молодых жеребцов в лесополосу заманивает и там…

— Город, — объявил Пригоршня.

Полноценным городом назвать это было все же нельзя. Обогнув холм, дорога вывела нас на окраину небольшого поселения, пыльного и тихого. Состояло оно в основном из одноэтажных домиков, давно покинутых, судя по слепым окнам без стекол и проломленным шиферным крышам.

— Никого не вижу, — сказал напарник, ведя коня под уздцы.

Мы достигли земляной улицы, и я выпрямился во весь рост на передке телеги, глядя по сторонам. Домов стало меньше, вместо них потянулись длинные приземистые строения.

— Да это ферма бывшая, — объявил Пригоршня.

— Или колхоз. Но небольшой совсем. Что там, площадь?

— Люди, — сказал он.

Сараи и амбары тянулись слева, дома были справа, а впереди мы увидели площадь и небольшую толпу народа.

— Что они делают? — я прищурился, вглядываясь. — Слушай, а ну-ка давай телегу тут оставим и тихо к ним подойдем. Что-то там непонятное происходит…

— Да что непонятного? — начал Пригоршня, и тут раздался выстрел.

Звук далеко разнесся в тишине, царившей над поселком и окрестными полями. Безумный, к моему удивлению, не заржал, но встал как вкопанный, опустив голову между бабками.

— Но-о… — Напарник схватил поводья и потянул коня в сторону, под прикрытие домов.

Я спрыгнул с телеги. Никита набросил поводья на покосившийся плетень, погладил коня по пегой шее и ласково сказал в подрагивающее ухо:

— Мы за тобой вернемся.

Безумный попятился, кося на Пригоршню выпученным глазом. Мы пошли к площади. Возле нее высилось единственное здесь двухэтажное здание — еще и с деревянной башенкой над скошенной крышей. В башне виднелось узкое окно, заколоченное досками.

— Военные. Видишь? Я сказал тихо:

— Ага. Теперь осторожно надо.

— Я понял уже. Слушай, у них и машина… Так, держись слева от меня, Химик. Чуть что — в кусты ныряй. Возле коровника вон.

— Это, по-моему, курятник, — возразил я. — А вон поле с этим… с бураком. Зачем им столько бурака?

Он не ответил, сосредоточенно разглядывая две группы людей на площади. Нас пока не замечали. Одна группа — в основном мужчины, хотя среди них было несколько женщин — вытянулась длинным рядом. Сомнительно, что люди встали так сами, скорее их выстроили, чтобы каждый был на виду. Одеты обычно для Зоны, без оружия — во всяком случае, я его пока не заметил. Они выстроились спинами к полю и кустам, глядя на солдат в обветшалой грязной форме ооновских войск. Я такую видел у вояк с Кордона — тех, кто из иностранного контингента. Среди них выделялся один, в форме офицера, выглядевший более опрятно, чем остальные, высокого роста, с черными, гладко зачесанными волосами. Капитан, или кто он там был, стоял возле армейского автомобиля — нечто среднее между джипом и небольшим грузовичком — с массивными колесами и бронированной кабиной. В открытом кузове лежали мешки и ветхие деревянные ящики, в кабине виднелся одинокий силуэт.

Теперь мы шли совсем медленно, стараясь не привлекать к себе внимания. В толпе селян, как я мысленно окрестил тех, кто выстроился рядком, нас пока никто не заметил, а вот вояки заметили, но особого значения нашему появлению не придали. Издалека оружие Пригоршни не бросалось в глаза, и они, должно быть, приняли нас за припозднившихся жителей поселка. Автоматы у солдат висели за спинами, да и стояли все, кроме капитана, в непринужденных позах… Кажется, они чувствовали себя здесь в безопасности.

— Все на этот дом пялятся, — краем рта негромко сказал Пригоршня. — Который с башней. Чего это они?

— Ждут, чтоб кто-то вышел? — предположил я.

И оказался прав: дверь распахнулась, двое солдат вывели оттуда девицу, которой они заломили руки за спину.

Девица была красивой — это как-то сразу стало понятно. Молодая брюнетка невысокого роста, одетая в закатанные до колен мужские брюки и рубашку навыпуск. Я мысленно вздохнул, заранее предчувствуя недоброе. Брюнетки были слабостью Пригоршни, он от них таял. И, как многие здоровяки под два метра ростом, он любил именно таких: мелких, щупленьких.

К тому моменту, когда они вышли из дома, мы успели подойти почти вплотную к толпе селян — некоторые удивленно оглянулись, заметив незнакомцев, один из которых был увешан оружием и гранатами, как какой-нибудь шахид. Но никто не сказал ни слова, все чего-то напряженно ждали.

Черноволосый капитан с появлением девицы подался вперед, и я увидел в его руке короткоствольное ружье.

— Стой, — едва слышно прошептал я напарнику. — И молчи ради бога!

Девица, злобно выругавшись, пнула в голень идущего слева от нее солдата. И тут же в щель между досками, закрывающими оконце на башне, просунулся ствол.

Оказывается, капитан ждал именно этого. Мгновенно вскинув ружье, он выстрелил. Тот, кто прятался в башне, не попал, его пуля подняла фонтан пыли у колес машины. А пуля ооновца с треском проломила доски на окне. Одна упала внутрь, исчезнув в полутьме, вторая закачалась на гвозде и сверзилась вниз.

— Don’t shoot! — приказал офицер. — Spare the cartridges!

— Что он сказал? — прошептал Никита.

— Кажется, чтоб не стреляли, потому что патроны надо экономить.

— Ага… — он кивнул, явно намотав этот факт себе на ус.

— Пригоршня, ты не вмешивайся! — напряженно прошипел я.

— Да я не собираюсь… Хотя почему это?

— Я вижу три причины.

— И какие?

— Тебе достаточно одной: их девять человек.

— А-а… Да, это много.

— Даже для тебя, Пригоршня.

Теперь мы стояли в конце ряда, возле краснощекого юнца и рыжего вихрастого деда с большим носом, напоминающего грустного Эйнштейна, только без усов. Юнец, облаченный в армейские брюки и гражданскую рубаху, подался вперед, переводя напряженный взгляд с капитана на девицу и обратно. Ему явно было не до новичков, а вот дед то и дело с удивлением косился на нас.

— Козел, дебил, отпусти, урод американский! — донеслось со стороны девицы и двух солдат, уже почти подтащивших ее к грузовичку.

В оконце, теперь частично свободном от досок, вновь что-то мелькнуло, и капитан тут же выстрелил. Стрелял он быстро, ничего не могу сказать: направленный в землю ствол ружья взлетел и обратился точно к окну, на котором после выстрела треснула и зашаталась еще одна доска. Крутой капитан, да. Но я знал одного человека, который стрелял еще быстрее и точнее.