Владимир Брайт - 32. Агония мира

Всегда чувствуешь себя разбитым, когда появляется подсознательное ощущение, что тебя хотят убить — и не в отдаленной перспективе, а в самом что ни на есть ближайшем будущем.

Я сидел в маленьком баре, где-то на задворках не только душного мегаполиса, но по большому счету и вселенной, и думал, что жизнь все-таки странная штука...

Два месяца назад грузовик, вылетевший из-за поворота на встречную полосу, сначала ослепил меня фарами, а потом взял на таран малолитражку, в которой я ехал. И все это на скорости сто километров в час. У меня до сих пор по ночам стоит в ушах пронзительный визг тормозов и скрежет сминаемого металла. Последнее, что я успел сделать, — резко вывернуть руль влево, и удар пришелся не в лоб, а почти по касательной. Впрочем, даже при таком столкновении мои шансы на выживание были скорее теоретическими. Если вас вырезают из раздавленной всмятку машины, это уже говорит о многом.

«Скорая», доставившая то, что еще некогда было здоровым человеком, в реанимацию, сдала эту груду искореженного человеческого материала под расписку и отправилась по следующим вызовам. А я так и остался лежать на операционном столе, где уставшая от ночных операций бригада совершенно не знала, что со мной делать: разобрать на запчасти, чтобы хотя бы некоторые мои уцелевшие органы послужили на благо других, более счастливых пациентов или просто отправить в морг.

Не знаю, на чем бы они остановили свой выбор, если бы, на счастье, моими бренными останками не заинтересовалась одна весьма серьезная контора, к тому же наделенная чрезвычайными полномочиями.

Когда-то я был молод, здоров и, что самое главное, не обременен близкими и родственниками. Одинокая троюродная тетка не в счет. Поэтому с моими останками можно было делать все, что угодно. Компьютер выдал всю необходимую информацию, и уже через восемь минут меня забрали прямо с операционного стола.

Пережив кратковременную клиническую смерть по пути из больницы в лабораторию и еще две, более продолжительные, во время переделки моего тела, через пару недель я, к немалому удивлению местных специалистов, пришел в себя, а еще через месяц был морально и физически готов услышать о своем диагнозе и новой роли в этом мире.

Совершенно бесцветный человек, со смытыми чертами лица, представился как Каффи Залабски (непонятно, к чему были эти изыски, — назвался бы просто мистером Смитом или Джонсом), после чего коротко спросил, хорошо ли я себя чувствую и готов ли услышать всю правду о своем нынешнем положении.

Это самое «нынешнее положение» звучало уж слишком официально. Впрочем, судя по виду мистера Залабски, психологически адаптированные беседы были не в его стиле. Поэтому я просто ответил, что я весь внимание и готов услышать любые, пусть даже самые неприятные новости.

Как оказалось, мой ответ был необоснованно самоуверенным, потому что на самом деле я был вовсе не готов к тому, что узнал. Рассказ моего нового знакомого слишком смахивал на бред сумасшедшего. И если бы человек, сидящий напротив меня, не олицетворял собой собирательный образ солидного государственного чиновника, я бы подумал, что меня элементарно разыгрывают.

— Вы пережили три клинические смерти и двадцать пять различных по сложности операций, — монотонным бесцветным голосом начал он. — В результате чего ваше тело было модернизировано — заменены и модифицированы некоторые органы, что составило порядка шестнадцати процентов от вашей массы.

Вот такие дела...

Если вам никогда не сообщали, что вы состоите на одну шестую часть из металлолома или еще из чего-то подобного, то, скажу откровенно, вам повезло.

Видимо, вид у меня был обалдевший, поэтому мистер Залабски поспешил меня утешить:

— Мозг и органы воспроизведения у вас остались родными, все остальные детали не столь важны. Думаю, потеря аппендикса или замена разорванной почки на искусственную не слишком вас расстроит.

Насколько я понял, аппендиксом и почкой дело не ограничивалось, но, более или менее придя в себя и утешаясь мыслью, что в чем-то мне даже повезло, я решил не углубляться в подробности.

— А также, — продолжал мистер Залабски, — думаю, вам будет интересно узнать, что вы первый и пока что единственный выживший из тридцати двух наших пациентов. Согласитесь, редкая удача — выкарабкаться из фатальной аварии, пережить три клинические смерти, чтобы затем поспорить с теорией вероятности и второй раз выиграть при смехотворно низких шансах.

После известия о том, что в некотором роде я стал полукиборгом, все остальные новости воспринимались мной почти на «ура».

— Могу ли я поинтересоваться, в чем заключается моя ценность для вашей организации и почему выбор пал именно на меня? — Я перешел на более деловой тон, отложив на время эмоции, — в данной ситуации от них все равно не было никакого прока.

— Самое главное, что вы выжили в результате нашего эксперимента и теперь практически готовы к выполнению миссии, возложенной на вас правительством.

Он по-прежнему оставался не только серьезным, но временами и неуловимо торжественным. Пожалуй, только чиновники госаппарата способны органично сочетать эти два состояния. Видимо, многолетняя практика...

— Наверное, речь идет не больше не меньше как о спасении мира? Именно такими делами занимаются модернизированные суперагенты, верно?

Мой тон был слишком легкомысленным, а веселье — наигранным, ведь я чувствовал, что впереди не самые приятные вести.

И — не ошибся.

Он выдержал некое подобие смысловой паузы, вероятно, чтобы я прочувствовал остроту момента, после чего спокойно ответил:

— Нет, для таких элементарных задач у нас существует менее дорогостоящий и не настолько квалифицированный персонал. Ваша задача будет диаметрально противоположной.

Не спасти, а уничтожить мир...

Вот так я впервые и узнал о параллельной вселенной, которую всего несколько лет назад открыла группа особо продвинутых ученых. Эти же люди вычислили, что через год с небольшим должно произойти пересечение каких-то неведомых мне плоскостей, в результате которого погибнут обе вселенные. Так что выбора не было никакого. Либо исчезнут они, либо мы вместе растворимся в хаосе мироздания.

Результатом же эксперимента (всех этих бесчисленных операций, трансформировавших мое тело в какую-то адскую смесь человека и машины) явилось то, что с помощью какой-то безумно сложной установки (разумеется, чисто теоретически, при шансах один к трем) я могу попасть в другой мир и провести операцию по его полной ликвидации...

Бар был дешевый. Маленький и душный. Одновременно в нем могло поместиться не больше двадцати человек. Одна из тех полуподвальных забегаловок, какими изобилуют все крупные города моего мира. Впрочем, это мир ничем и не отличался от нашего. Просто в его наименовании была буква «Б» в классификации наших стратегов, и по большому счету на этом всякие отличия заканчивались. Была, конечно, еще масса мелких несовпадений, но меня не очень интересовало, что кола здесь называется «бола» или что-то в этом же роде. Как их ни называй, истинная суть вещей всюду одна, а человек в любом мире остается человеком со всеми своими достоинствами и недостатками...