Александр Шакилов - Атака зомби

Полковник тогда навел справки о Стерхе. Точно известно было лишь одно: родом он не из Ленинграда, появился в остроге менее года назад. Каким-то непостижимым образом сумел добиться личной встречи с одним влиятельным человеком из Верховного совета, обрисовал ему перспективы своего проекта – в общем, уговорил выделить средства для экспериментов по контролю над зомбаками. В итоге Стерха ждал успех, но не мгновенный. Первую армию зомби – в том числе и зверье – постигла неудача. До Москвы дошло не более трети начального состава, к тому же организованной армией это стадо нельзя было назвать. Они просто перли на Стену, как прочие, самые обычные зомбаки, разве только не уходили от Стены ни при каких обстоятельствах, потому что остатки заложенной в них программы не позволяли нарушить приказ…

Так что рота зомбаков в подчинении не стала для Самары шоком. Он уже знал, что собой представляет оружие возмездия, – видел на берегу Финского залива.

Позже Самара узнал от Зятя, что, проведя дополнительные эксперименты, Стерх добился устойчивого выполнения приказов, но требовалось дублировать сигнал не менее одного раза за трое суток, иначе программа, заданная слизням, сбоила, код разрушался, зомбаки выходили из-под контроля…

Вот-вот рассветет.

Моргнув, свет в камере погас. В коридоре послышались шаги. Это за полковником Самарой идет палач в колпаке с прорезями для глаз. Ну, или без колпака, что более вероятно. Во время экзекуции Самара слышал, как мучители говорили меж собой, что «этот питерский в нашей гостинице только до утра, потом освободит номер навсегда».

Вот только Самара не спешил съезжать. Палач уверен: у жертвы связаны руки-ноги. Это не совсем так. Вспоминая ночью прошлое, полковник подумывал о будущем. О зазубрину на стальной ножке нар он перетер веревку, стягивающую запястья за спиной. А потом, когда восстановилось кровообращение, освободил ноги.

Со скрежетом отодвинулся засов. Ржавые петли спели свою скрипучую арию, дверь открылась. В затхлую тьму шагнули.

Самара только того и ждал – он атаковал бесшумно, вложив в бросок все свои силы.

С замиранием сердца Данила ждал расспросов о питерском полковнике. Это означало бы, что чертов ленинградец, задери его зомбак, небезразличен Марише.

Но то, что случилось, было еще ужасней.

– Ты бросил меня, – сказала она твердо, и Дан почувствовал затылком ее тяжелый взгляд.

Оторвался от подушки, развернулся к ней лицом:

– Что?..

– Ты бросил меня на поле боя, – повторила она. – Как трус. Тряпка. Не мужчина.

– Что?! Да я… Меня Ашот, я… – Обвинения настолько возмутили его, что из глотки вырвался лишь невнятный лепет, похожий на оправдания виноватого. А ведь Даниле не в чем каяться перед Маришей. Он ничего не мог сделать для ее спасения. Да что там, он сам едва не погиб!

– Да я сам едва… – Он вспомнил, как вырвался из объятий Ашота и, теряя сознание, пополз обратно к «таблетке». И замолчал, стиснув зубы. Ни звука больше. Пусть думает что хочет.

Хотя… Мама говорила, что если женщина неправа, надо попросить у нее прощения. Данила ни разу не воспользовался этим советом, а сейчас как раз подходящий момент.

– Извини. – На лице его выступили капли пота. Это короткое слово далось ему с таким трудом, будто он пробежал в бодром темпе пятнадцать кэмэ в бронике, каске и с «калашом».

– Мне показалось или ты что-то сказал?

На миг он закрыл глаза.

– Мариша, я прошу у тебя прощения за то, что оставил тебя на поле боя. Я…

– Достаточно, – оборвала его самоуничижение мисс Петрушевич. – Я подумаю. Не уверена, что смогу тебя простить, но… Мало ли, шанс есть.

Данила криво усмехнулся:

– Спасибо и на том.

Она не заметила сарказма.

– Я попробую тебя простить, если…

– Если что?

– Если ты поможешь мне освободить полковника Самару.

Дану стало горько. Вот, значит, в чем дело. Она затеяла весь этот цирк только потому, что ей нужна помощь. Надо же, Данила должен вытащить из каталажки ее любовничка. И как только у нее язык повернулся, а?

А с другой стороны, может, это действительно последний шанс все исправить? И она простит Дана? Пусть даже он не виновен?..

– Я уверена, полковник может быть полезен. Он много знает о зомбаках. Об армии питерских зомбаков.

– А как же Тихонов и Совет? – возразил Данила по инерции, решив, что на все готов, лишь бы заслужить прощение. – Мы не можем против них пойти. Это неправильно.

– Даня, любимый, а если они ошибаются, а мы поступаем верно, во благо не только Москвы, но всего человечества?! А если не Шамардин, а Тихонов – предатель?! Даня, сейчас мы можем доверять только друг другу.

Любимый? Ему стало жарко. Она назвала его любимым… Оговорилась по привычке? Или наоборот, сквозь броню показного презрения пробились ее истинные чувства к нему?

И все же Дана охватили сомнения. Любовь любовью, но идти против Совета… и вообще ввязываться в авантюру, цена которой – трибунал и смертная казнь…

Мягкие влажные губы коснулись его обветренных, разбитых. Поцелуй длился мгновение, но у Дана перехватило дыхание, а потом он услышал, как говорит:

– Я согласен.

– Вот и славно. – Мариша выглядела такой деловитой – ни капли романтики, – что Дан засомневался, был ли поцелуй, не привиделось ли ему. – Не думала, что когда-нибудь такое скажу, но нам необходима поддержка одного человека…

Менее чем через час они сидели на краю огромной кровати, которую Ашот любовно называл «мой траходром».

– У вас что, совсем крыша поехала? – Толстяк пил рассол и не спешил давать согласие. – Я понимаю, трагическая гибель, потом чудесное возрождение и все такое, но чтобы пойти против Совета… Вы в своем уме?! Даня, брат, ладно эта вздорная девка – может, она после плена зомбацкого рехнулась… но ты-то?!

Дан молча встал и потянулся за банкой с рассолом, которую он предусмотрительно захватил и к которой присосался Ашот. Толстяк поспешно отодвинулся, прикрыв емкость своим телом:

– Э, брат, чего так сразу? Шуток не понимаешь?

Он согласился помочь однокашникам.

– А план есть? Типа садимся в танк, въезжаем на нем в тюрягу, потом незаметно рвем когти из Москвы? Или быстренько учимся летать и атакуем каталажку с воздуха?.. Нужно разработать операцию по освобождению пленника, без этого никуда.

Мариша вздохнула, глядя за решетку окна:

– До рассвета всего ничего осталось. Если бы вы меньше шлялись по барам, у нас было бы больше времени, а так…

Через пять минут они уже шагали по улице. На Марише все тот же черный балахон, Ашот и Данила одеты менее экстравагантно – в обычный камуфляж, в котором ходит девять десятых населения Москвы. Толстяк прижимал к брюху банку, с которой наотрез отказался расстаться.