Юрий Валин - Окраина. «Штрафники» (litres)

Закончив с техникой, Генка убежал смотреть хоккей. Андрей постоял у окна – для разнообразия на город падал не опостылевший мокрый снег, а просто дождь. Тяжелые капли однообразно бухали по стеклу. Было как-то пустовато. Тихий коридор, сгущающаяся темень за окном. Без громогласного Алексея Валентиновича было чересчур тихо. Да и без возни Таисии на кухоньке казалось, что чего-то не хватает. Раз задерживаются «прививаемые», опять придется пельмени варить.

Андрей побрел по коридору. Правда, что-то слишком тихо. Генкин телевизор не слышен, Мариэтта тоже, против обыкновения, магнитофон не врубила. В последнее время у нее то «АББА» голосит, то «Кино» с «Наутилусом» бубнят – добивает вконец старые записи девчонка. А сейчас примолкла – читает, наверное. Андрей помялся – хотелось заглянуть в простенький уют радиоузла, посидеть в свете цветных ламп, спросить, как настроение. Неудобно. Настроение у госпожи Капчаги всегда хорошее, да и живо вообразит девица себе что-нибудь… личное.

Колено ныло. Андрей прошел мимо радиоузла, стараясь ступать потише. Магнитофон там все-таки едва слышно мурлыкал. И Мариэтта над чем-то хихикала. Не одна, что ли? Обрывок разговора… Андрей замер. Вот этот наглый смешок он отлично знал.

Коротко стукнул кулаком, рванул дверь. Ярость давила на виски. Сидят, обе задрали ноги на стол. Бутылка, стаканы, разодранный апельсин. Мариэтта в майке-размахайке на восемь размеров больше, чем нужно, – под подолом светятся трусишки. Хеш-Ке, как всегда, в выгоревших джинсах, груди из-под сорочки непристойно выпячиваются.

У Андрея от злобы скулы свело. Едва выдавил:

– Что здесь происходит?

Глаза Хеш-Ке сузились:

– Явился все-таки? Увалень.

– Ты что здесь делаешь? – проскрежетал Андрей.

– Пью, – метиска повела граненым стаканом. – А ты что думал, лошак?

– Мы так не договаривались.

Похоже, выражение лица начальника порядком напугало Мариэтту.

– Андрей, да мы здесь ничего такого… Просто болтаем…

– Я не с тобой разговариваю.

– Вот как? – Хеш-Ке потянулась, неподражаемо поведя смуглыми плечами. – Осмелел, вонючка? Напомнить место?

– Напомнишь, – процедил Андрей. – Пора обсудить кое-что, сеньорита. В каньоне?

– Ох, обнаглел, боров хромой, – Хеш-Ке улыбалась. – Даже забавно. Жди, огрызок.

Андрей со стуком закрыл дверь. Челюсти болели, с такой силой зубы сжимал. На звук выглянул Генка, начальник махнул рукой – сиди, смотри свой спорт. Кабинет. Сейф. «ТТ» ждал, старая прохладная сталь. Андрей загнал в ствол патрон, засунул пистолет сзади за пояс брюк.

Как молодой, сбежал по лестнице. Отпер подвал. «Каньоном» в старом «Боспоре» именовали пространство под большим залом – покатый потолок действительно вызывал ассоциации с горным ущельем. Тусклыми рядами загорались лампочки. Андрей отдернул руку от выключателя – стерва уже может быть здесь. Умоешься ты, Старый, теплой красной солью. Ярость все еще давила на виски, хотя знал: не выжить. Ладно, иной раз мужчина обязан сдохнуть мужчиной.

Может, не поняла? Или ей наплевать?

Андрей, напряженный, даже плечи болели, стоял в шаге от стены. Тишина. Пыльная тишина.

– Думаешь, револьвер спасет? – естественно, вынырнула незамеченной из-за угловатого короба вытяжки, мокасины ступали неслышно. – Одурел, смельчак? Ноздри срежу.

– Срежешь, – согласился Андрей. – Только договор ты не выполняешь. Змея ты вонючая, Хеш-Ке.

– Разве? – метиска язвительно улыбнулась. – Я тронула кого? Ты яиц лишился? Или я вашего толстяка подвесила и ободрала? Я с вами не воюю. Договор при чем, а, увалень?

– Девчонку зря тронула. Договору конец.

– Тебе конец…

Змеиный шелест не уловить – оказалась вплотную за спиной. Андрей почувствовал острие стали у кадыка. Прижалась, горячая, ядовитая. Как всегда, пьянила эта смерть пряная. Нет, не как тогда, – теперь и иное железо присутствовало: пистолет успел выхватить, вывернув кисть, прижал ствол к гладкой, подчеркнутой шрамом женской скуле.

– Клоун, – Хеш-Ке с наслаждением потерлась о ствол щекой и виском. – Пока курок спустишь, всем горлом воздух глотнешь.

– Верю, – прошептал Андрей. – Только спуск я все равно дерну. Выживешь, наверное. Но на красоте твоей дьявольской я свою зарубку оставлю.

– Дьявольской, говоришь? – метиска продолжала ласкаться о сталь. – Умеешь ты, Старый, комплимент девушке сделать. Жаль, глуп не в меру.

– Какой есть, – дыхание Андрея учащалось. – Зря девчонку тронула. Конец соглашению.

– Конец? Значит, в девчонке дело? Ты же ее не взял. Кролик трусливый. Какие договора, когда так сладко может быть? Ну? Я? Она? Или та гладкая чужачка, что учена не по чину? Что скажешь, храбрец? – Ладонь, та, в которой не было ножа, неторопливо поползла вниз по мужскому бедру.

– Оставь, – резко сказал Андрей. – Привык я к тебе. Не одурманишь. Прививку получил.

Хеш-Ке воркующе засмеялась:

– Лгун глупый. Я всегда дурманю.

Андрей и сам чувствовал, что дурманит. Едва слышно постукивали бусины на женском запястье, и хотелось опустить тяжелый пистолет, вздохнуть, закрыть глаза….

Палец начал давить на спуск.

– Хеш-Ке, – предостерегающе простонал Андрей.

Ее рука остановилась:

– Значит, выстрелишь? Забавные вы…

Андрей отлетел, стукнулся плечом о стену. Метиска, не обращая внимания на прыгающий в мужской руке пистолет, крутанула нож, и скиннер вернулся в ножны.

– Побаловались. Ты, ослиная задница, запомни – договоры я не нарушаю. Я их и заключаю редко, – Хеш-Ке резким движением поправила волосы. – А с девчонкой я поболтать люблю. Забавная она.

– Нет!

– Пасть заткни. Ты, Старый, для меня уже не самец. Мальчишка ты старый. Договор мы не с тобой заключали, а через тебя. Потому что ты… Сам догадаешься, если хоть капля умишка сохранилась. Только девчонка под тот договор никак не попадает.

– Она часть договора, и…

– Не болтай. Она, как и ты, – между. Захочет со мной стаканчик пропустить – никто ей не запретит. И ты ей в этом указывать не будешь.

– Она – малая, – с трудом сказал Андрей. – Ей твоего яда не нужно. Ты ее…

– Испорчу? – Хеш-Ке засмеялась. – Ну и дубовая ты башка, Старый. Не хочешь видеть – не смотри. И на наше с ней знакомство не вздумай гавкать. Не твое дело.

– Мое.

Метиска сверкнула глазами:

– Только если замечать очевидное научишься, писюн шакалий. И как таким тупым живешь?

Она исчезла, а Андрей поплелся наверх. Мариэтта торчала у буфета:

– Куда вы делись?! Зачем вообще орать нужно было?

– Кто орал? – вяло удивился Андрей.

– Вы же и орали. Ладно, пусть не орали, но собирались орать. Зачем все это?

Андрей подумал, что волнение мигом выпячивает в девчонке всю ее азиатскую четвертушку: глаза становятся еще раскосее, горят абсолютно монголо-ордынским неистовством. Даже «гайка» в носу вольному дикарству идеально соответствует.