Андрей Круз - Двери во Тьме

Именно поэтому я был уверен, что если Тенго вообще возьмется за такое дело, то пойдет он по этой дороге уже до конца. Слишком мотивация сильна. И судя по его настрою, я угадал на все сто: он уже готов врагов зубами рвать и куски глотать. Недаром же сказал, что «сюда привезем — тогда все подтвердят и все расскажут».

Прошли несколько домов, прижимаясь к забору, остановились у нужного. Частный сектор строился здесь тоже немножко по-чудному, как и многоэтажные дома: крыльцо выходило прямо на улицу, участок же был сзади, за домом, на него или через калитку, или ворота, или через сам дом. Постояли, прислушиваясь, — ничего не услышали. За окном темно, за дверью тихо, свое дыхание и то громким кажется. В домах окрест тоже тихо, спит весь район, десятый сон видит. Да и немудрено: четыре утра уже.

Переглянулись. Я кивнул, Тенго несколько раз махнул фонариком, направив его в сторону бронетранспортера. Было слышно, как завелся двигатель, потом фары зажглись. Их лучи метнулись в стороны — «скаут» объезжал моего «кюбеля», затем их свет упал на дорогу. Мы, пригнувшись и держа пистолеты на изготовку, сдвинулись вдоль стены, подальше от крыльца. «Скаут», приближаясь, газанул, рыкнул двигателем, затем резко вильнул влево и со страшным грохотом ударил плоским стальным навершием тарана в дверь дома, снеся ее с петель. Взвыла коробка передач на заднем ходу, броневик отъехал, а дверь, зависшая на таране, потащилась следом. А мы уже вломились в дом с криком и топотом, разбегаясь из сеней в две маленькие комнатушки — это все же не особняк княжеский, а просто изба.

Дернуться никто не успел. В соседней комнате кто-то крикнул испуганно, послышался звук затрещины, что-то тяжелое упало на пол. Наш же «противник», молодой мускулистый парень с короткой стрижкой и маленькой модной бородкой, успел только глаза продрать и на кровати подскочить ради того, чтобы наткнуться взглядом на направленные на него пистолеты. После чего он просто поднял руки.

Не говоря лишних слов, мы свалили его с кровати лицом на пол, Тенго ловко связал ему руки за спиной обрезком веревки — такой роскоши, как наручники, разведбату и комендачам не полагалось. Кто-то зажег висящую на стене керосиновую лампу, затем вторую, на столе. В дверь втащили еще одного парня в трусах и майке, испуганно крутящего головой. Под глазом у него уже наливался здоровенный фингал. Его тоже бросили на пол лицом вниз, без особой бережливости.

— Который из вас Семак? — спросил я.

— Он! — сразу раскололся парень с фингалом, повернув голову в сторону приятеля.

— И чо? — спросил Семак.

— В очо, — ответил я намеренной грубостью и добавил: — Рот закрой.

— Не, я не понял, а вы кто такие? — забухтел было он, но я просто шагнул вперед и пнул его в ребра, не жалеючи. Семак лишь икнул и замолчал, часто задышав.

— Давай, этому одеться дайте — и грузите в машину, — сказал Тенго, показав на второго парня. — И этот пусть оденется, глаз не спускать.

В комнату заглянул парень в разведбатовской форме, сказал:

— Там соседи всполошились, вылезли на крыльцо, мы их обратно по домам разогнали.

— Ну и правильно сделали, — сказал Тенго. — Давай иди на улицу, контролируй.

— Есть.

Телефонов в домах не было, так что шухер поднять никто не сможет. Да и не побежит никто до милиции по темным улицам — это тоже понятно, так что мы могли смело заниматься своими делами.

Документы Семака нашлись сразу, в одежде, кое-как сваленной на спинку стоящего рядом с кроватью стула. Я сверил фотографию на удостоверении личности с оригиналом — он, никакой ошибки. Расстелив на столе старую газету, бросил удостоверение на нее, взял ремень с кобурой, вытащил из нее кольт, выкинул магазин, заглянул в патронник, убедился, что оружие ухоженное, после чего так с ремнем и кобурой забросил его к себе в сумку.

— Трофей будет, — сказал я Федьке, уставившемуся на меня.

— А… ну да, — кивнул он и взялся дальше обшаривать шкаф, вываливая из него вещи на пол.

Ничего особо интересного найти здесь не ожидали — по нашим прикидкам, Саня Семак был у старших ребят на подхвате, но все же уйти, не обыскав хаты, было нельзя: мало ли! Нашли ППШ, который тоже экспроприировали, с шестью магазинами. И патронов немало. Сане оно уже все равно не понадобится, даже если в живых оставят, так что не пропадать же добру! Деньги же брать никто не стал — забросили в один сверток с документами.

Семак был уже одет, руки опять связаны, ноги тоже, но не туго — можно маленькие шажки делать. Он сидел на стуле, мрачно глядя на производимый в доме разгром. Молчал, хотя явно было видно, что ему хочется много что сказать. Но такая возможность у него еще будет: разговор у нас запланирован.

— Все, заканчиваем и отходим, — скомандовал Тенго.

Бойцы засуетились, начали быстро покидать дом. С лязгом захлопали тяжелые стальные двери бронетранспортера, вновь зарычал двигатель. Заскрипел снег под тяжелыми зубастыми колесами, затем звук начал удаляться, а в дом заполз тяжелый запах выхлопа.

— Пошли, Саня, — хлопнул я задержанного по плечу. — У нас с тобой еще все разговоры впереди.

Идти Саня толком не мог, пришлось помогать, подхватив с двух сторон под мышки. «Кюбель» стоял возле крыльца — бойцы Тенго подогнали, но самих бойцов уже не было. Пустота на улице Саню явно напугала, он задергался и даже хотел то ли сказать что-то, то ли закричать, но Тенго ударил его кулаком в спину и прошипел: «Только пикни, голову отрежу».

Его затолкали на заднее сиденье тесной машины, рядом с ним уселся Федька, выразительно направив в его сторону ствол пистолета. Тенго же, сидевший справа от меня, сказал:

— Давай до первого перекрестка — и на нем налево.

— Понял.

Петляли мы по улицам Захолмья минут десять, пока не оказались на задах чего-то вроде маленькой фабрики или большой мастерской, огороженной высоким кирпичным забором с колючкой поверху. Дороги как таковой здесь не было, но все же что-то вроде проселка машины накатали. Остановились. Темнота, даже чернота скорее, свет только от фар. Выбрались из машины, затем потащили задержанного. Тот уже почти спекся, начал дергаться и тихо подвывать — гонор весь слетел. Потащили по дороге в пятно света от фар, бросили на колени.

— Саня, жить хочешь? — спросил я, присев перед ним на корточки. — Только честно ответь, подумав.

Саня думал недолго:

— Хочу.

В этом я не сомневался с первой минуты, как увидел его. По лицу понял. Саня из тех, которые наглые, но наглые потому, что ни разу ни с чем плохим не сталкивались. Просто жизнь не учила.

— А что сделаешь за то, чтобы жить?

— А что надо?

— Говорить надо, Саня. Начистоту и, прости за тавтологию, чистую правду. Будешь говорить?