Александр Авраменко - Тевтон

Потерпев сокрушительное поражение в наземном бою, противник сменил тактику. Его солдаты оборудовали позиции в недосягаемости от тевтонов, зарывшись в землю. А в дело вступили снайперы-невидимки и реактивная артиллерия. Вот эти у чужаков были на высоте, и их стоило уважать. Каждый день обороняющиеся тевтоны теряли людей. Когда – десяток, а когда – намного больше…

Невидимок невозможно было засечь, они терпеливо лежали без движения на позициях, дожидаясь удобного момента для выстрела. Ведь слабый сияющий ореол прорезался лишь тогда, когда замаскированный начинал шевелиться. Его костюм не успевал подстраиваться под окружение. Что-что, а военная школа у альбиносов была на высоте и их снайперы свое дело знали!

Плюс град ракет, выпускаемый ежедневно. Фугасные, зажигательные, всех видов и типов. Чужаки били буквально по всему, превращая окопы и блиндажи в бесформенные ямы, выводя из строя стационары орудий и тяжелое вооружение. Так Курт лишился своего «Левиафана», когда бетонная плита, прикрывавшая вход в ангар, разлетелась от разрыва тяжелой ракеты. Буквально через мгновение в дыру угодили несколько зажигательных снарядов, и… взрыв боезапаса довершил остальное.

На исходе оказались боеприпасы, а когда противник накрыл наконец аварийный реактор, стало совсем плохо. А еще каждый день по нескольку атак загипнотизированных колдунами волн чернокожих. Их, конечно, перемалывали, уничтожая начисто. Но иногда Курт спрашивал себя: уцелеют ли на Фобосе его обитатели? Ведь тевтоны истребили уже такое количество аборигенов, что еще чуть-чуть, и женщин некому станет оплодотворять…

И куда исчезли вуку-вуку? Почему негеры послушно идут на убой, подстегиваемые невидимыми щупальцами внушения в одиночестве, без могучих элефантов, без защиты? Что-то в этом было неправильное, и от осознания происходящего становилось еще противнее.

А боеприпасы таяли с каждым днем, словно масло на сковородке… И неизвестно, что бы кончилось быстрее: патроны, снаряды, продовольствие или солдаты, если бы остроухие не применили нечто ужасное…

На Новой Тевтонии было не так много запретов. И к одним из них относилось запрещение химического оружия. Разработка различных видов отравляющих газов каралась смертью. Почему? Это было тайной. Но Святая Инквизиция наряду с преследованием колдунов и искоренением различных видов ересей не менее рьяно охотилась и за химиками, создающими подобное оружие.

А поскольку не было газов, не было и средств защиты от них. Нет, конечно, индивидуальные доспехи могли противостоять данному средству нападения около часа. Но по истечении этого срока, при отсутствии сменных баллонов с дыхательными таблетками…

Чужаки, дождавшись подходящей погоды, пустили газ. Вальдхайма спасло то, что он в это время занимался попыткой извлечь что-либо полезное из останков своего «Левиафана». Почуяв неладное, а также начав кашлять и испытав дикую резь в глазах, Курт нащупал чудом уцелевший регенерирующий патрон системы жизнеобеспечения, призванной очищать воздух от паров тарунтина, образующихся при выстреле, и начал дышать через него. Глаза же плотно замотал тряпкой, смоченной в луже на полу капонира, и попытался забиться поглубже между вывернутых взрывом плит металлопласта. Это его и спасло.

Когда мимо прошли, переговариваясь на своем мяукающем наречии солдаты, одетые в синие мундиры, Курт понял, что можно дышать, и угроза жизни миновала. Первым делом осторожно смотал тряпку с глаз. На его счастье, несмотря на адскую боль и резь, они остались целы. А через несколько дней все симптомы прошли, оставив лишь легкую красноту белков.

Потом пришлось зарыться в землю и ждать, когда чистильщики закончат проверку развалин базы. В развалинах гауптман провел двое суток, выбравшись наружу на третью ночь…

От когда-то большого городка-поселения не осталось практически ничего, кроме причала Небесной Нити, иссеченного осколками ракет и снарядов. Потом был долгий, по причине осторожности и необходимости прятаться от вражеских патрулей, путь к секретному бункеру, где хранился люгер. Но просто бежать на Тевтонию оказалось не в характере Вальдхайма.

Отдохнув, подлечившись от последствий отравления, тевтон решил разузнать как можно больше о чужаках, заодно нанеся им максимальный урон. И встал на путь войны. Каждый его выход не имел четкого графика. На операции и диверсии офицер выходил спонтанно. Зато тщательно следил за лагерем врага, за его действиями, словом, за всем, что только мог увидеть собственными глазами. Как они ходят, едят, чем развлекаются, как общаются. Заодно добывал образцы вооружения, уничтожал припасы противника при помощи мин, поджогов, взрывчатки ну и личного оружия. Благо, в его убежище был богатый запас всего необходимого для подобного рода деятельности.

Из всех тевтонов на Фобосе выжил он один. Как стало понятно, остальные форты были также уничтожены внезапными нападениями – либо разбомблены, или, что гораздо хуже – просто вытравлены. На месте же базы чужаки явно собирались устроить собственную, тем более что орбитальный лифт врагам достался, можно сказать, целехоньким…

Так и оказалось. После того как развалины были убраны, а все воронки засыпаны, остроухие приступили к строительству. С орбиты хлынули потоком различные материалы, оборудование, машины. И вновь Курт поражался увиденному: среди машин, гадать о назначении которых не приходилось, использовались и обычные, примитивные орудия труда вроде лопат, мотыг или ломов. Правда, последними в основном работали чернокожие шрехты Фобоса, которых ежедневно сгоняли отовсюду.

Колдуны заставляли их трудиться не щадя себя, и аборигены очень быстро выбивались из сил и умирали. Тем более что кормили их скверно – жидкая похлебка из тронутых гниением бобов или чечевицы. Больше – ничего. По сравнению с аборигенами, которые принадлежали Тевтонии, можно сказать, что чернокожих обрекали на голодную смерть, используя на самых тяжелых и опасных работах. Курт сам был свидетелем того, как рухнувшая плита погребла под собой с десяток рабов, и примерно стольких же искалечила. Самое же страшное обнаружилось после. Когда пыль от удара рассеялась, все работавшие вокруг продолжили свои занятия, не обращая внимания на изуродованные, истекающие кровью тела товарищей. К раненым никто не бросился на помощь, не перевязал их раны. Один из несчастных, которому плита раздробила ноги, так и скончался от ран, хотя помочь ему ничего не стоило – достаточно было наложить жгуты…

Аборигены умирали каждый день. Десятками, а то и больше. А к концу стройки их почти не осталось. Впрочем, похоже, что так и было задумано!