Вероника Иванова - (На)следственные мероприятия

Единственная неприятность состоит в том, что через какое-то время, не слишком продолжительное кстати, свет фар машин, едущих навстречу, начинает усыплять. Казалось бы, должно происходить ровно наоборот, но с каждой новой вспышкой ведь тянет не распахнуть веки пошире, а зажмуриться и…

– Хватит гнать. Меня уже почти укачало, – проворчали с заднего сиденья.

– И давно ты проснулся?

В ответ тактично промолчали, позволяя сделать предположение… Значит, гаденыш вовсе не спал?!

– Так ты только притворялся спящим?

– Почему? Я честно пытался поспать. Но как тут заснешь, когда то один извращенец покушается, то другой…

– На что покушается? На твою невинность? У меня имеются большие сомнения на этот счет.

– Уверен, что я неспособен вызвать страсть в чьем-нибудь сердце?

– Уверен, что слухи о твоей невинности сильно преувеличены!

Он фыркнул, чем вполне подтвердил высказанные подозрения. А потом сказал, совершенно спокойно и буднично:

– Вообще-то тот парень собирался меня убить.

Я рефлекторно ударил по тормозам, Морган качнулся на сиденье, но, поскольку был перетянут ремнями, шлепнулся на прежнее место, сообщая:

– И ты от него недалеко ушел.

– Что это все значит?!

– Кинь мне комм. Надо сделать один звонок.

Я выполнил просьбу, правда, кидать ничего, разумеется, не стал, а передал из рук в руки: с ловкостью напарника можно было в лучшем случае рассчитывать на то, что переговорное устройство останется всего лишь поцарапанным и помятым.

– Ванда? Обхода еще не было? Ну и хорошо. Нашел я вашего дилера. Вернее, он меня нашел. В общем, такое дело… Он явный эмпат, причем сильный. Наверное, когда принимали на работу, его талант еще не проявился в полной мере… А не принять не могли, конечно: парень же так хорошо ладил с пациентами, да? Кто? Ну, высокий такой, светленький. Ах, нужно конкретнее? На бейджике было написано «Алан». Теперь понятно? Нет, я не кокетничаю! Надеюсь, больше от меня ничего не требуется? Ну и ладушки. Передавай тете привет.

Прозвучал сигнал окончания связи, но комм ко мне не вернулся: Морган продолжал вертеть его в руках. И разумеется, объяснений не последовало. Пришлось спросить самому:

– Какой еще дилер?

– Да в лечебнице. Парнишка, похоже, потерял крышу на почве желания помогать страждущим. Вот и мне попробовал «помочь», на свою голову…

– Путем убиения?

– Ага. Потому что его обычная «психотерапия» ощутимого эффекта даже в сочетании с наркотиками не дала.

– Ты что, принимал наркотики?!

– Ну… так, лизнул немного.

– Мо!

– Они бы мне не повредили. Правда, – извиняющимся тоном добавил напарник. – После той чистки, что мне устроила Ванда, боюсь, пару дней буду плохо усваивать все, что поступает не внутривенно.

Вот в этом и состоит весь Морган: скучно сообщает всякие ужасные вещи, от которых, если только попробовать задуматься, волосы дыбом встают.

– Все было настолько серьезно?

– Да ну, фигня. Обычное отравление. Наверняка можно было щадящими процедурами обойтись, но ты же знаешь Барбару!

Да уж, знаю! Вот ведь гадина, невинно рассуждала об отдыхе для любимого племянника, а сама из одного задания тут же втолкнула в другое. Как к такой родственнице можно относиться, скажите? Только любить, что Морган, собственно, и делает. Но любовь – не повод капитулировать перед превосходящими силами противника.

– Куда ехал-то? – спросил напарник, явно желая сменить тему.

– А? – Ну да, мы же остановились. И вполне благополучно, несмотря на экстренность. – Домой.

– Домой? – хмыкнули сзади. – Что-то я дорогу не узнаю.

И он совершенно прав. Потому что с самого начала дом имелся в виду мой, и только мой.

– Единственное место в мире, где Барбара не сможет до тебя добраться. Разве ты не хочешь туда попасть?

– Ну, попаду я в любом случае, – вздохнул Морган. – И в любом смысле.

Он еще немного помолчал, но все же поинтересовался:

– У тебя хоть выспаться можно будет? А то вдруг дедуля устраивает побудку с первыми петухами?

– Э… А я не знаю.

– Как это?

– Да я дома последнее время не ночевал.

– А где?

Я начал вспоминать. Вслух:

– Последнюю ночь – в КПЗ. Предпоследнюю просто не помню. А до того… У тебя.

– Как это, у меня?!

– В квартире. Понимаешь, я в первый же день с дедом поссорился, и…

– Да, своих семейных проблем мне мало, теперь еще и чужие придется разгребать, – простонал напарник.

– Не придется, – пообещал я, правда, не слишком уверенно, трогая «маверик» с места. – Мы уже… помирились.

– Неужели?

И не поймешь ведь, язвит или искренне надеется на радужное разрешение всех проблем.

– Он вроде доволен.

– Ключевое слово «вроде»?

– Да ну тебя!

Какое-то время мы молчали. Долгое. До того самого места, где я обычно паркую машину.

– Все, приехали! Вылезай.

Морган угрюмо буркнул:

– И не подумаю.

– Это еще почему?

– Что-то не хочется босиком по твоим аллейкам ходить.

Хм. Пожалуй, он снова прав: по крупному речному песку, смешанному с гравийной крошкой, не слишком приятно гулять без обуви.

– Может, принесешь тапочки?

А вот теперь голосок звучит удивительно невинно. Значит, напарник замыслил очередную пакость в моем отношении.

– Не дождешься! Пока я за тапочками схожу, улизнешь ведь?

– Тебе когда-нибудь говорили, что твое воображение…

– Слишком богатое? Нет. Зато мне хорошо известно, на какие штуки способно твое.

– Босиком не пойду, так и знай!

– Да знаю, знаю…

Я обошел машину, открыл дверцу, отщелкнул путаницу ремней и рывком вытащил Моргана наружу.

– Садист!

– Ни фига!

Нести его на спине было тяжеловато, но вполне терпимо. Если бы еще он не цеплялся, как дикий кот, ногтями за все, что попадется, и не голосил, правда, все же громким шепотом, а не в полную силу:

– Отпусти сейчас же! Дурак! Извращенец! Я высоты боюсь!

Я и отпустил. На крыльце. Правда, почти сразу же выяснилось, что стоять на своих ногах Морган расположен не особо: чуть не рухнул, пришлось снова подхватывать. Ох, чувствую, синяков на нас завтра окажется, на обоих…

– Я точно никому не помешаю? – спросил напарник, беспокойно поглядывая на дверь комнаты.

– Это будут их личные проблемы.

– Уверен?

Я подумал и кивнул, расстилая второй футон:

– Уверен.

– Ну смотри… Я предупредил.

Когда он так говорит, обычно стоит насторожиться. На всякий случай. Чтобы быть хотя бы морально готовым к грядущим неурядицам.

– Ложись уже. Говорил же, что спать хочешь.

– Ага. Вообще сил нет. Никаких.

В это верилось легко и охотно, особенно после продемонстрированного «состояния нестояния».

– Ну так спи.

– И ты не будешь мучить меня разговорами? – кажется, он искренне удивился.