Иар Эльтеррус - Лучшее место на Земле

– Почему? – удивился Ит.

– Потому что на голую теорию деньги давать никто не хочет, – объяснил Федор Васильевич. – Нерационально это.

– А в гостях какой резон? – справедливо спросил Скрипач.

– Ох, не скажите. В гостях еще какой резон. Только за последнее десятилетие – несколько крупных открытий и с десяток изобретений, которые мы запатентовали, и это только в России. Три новых антибиотика, универсальная вакцина, батарейки типа «палец», застежки «репейник», «липкий ключ»… ну, остальное для узких специалистов, но тоже весьма полезно. В хирургии кое-какие подвижки намечаются, в микробиологии, в радиоэлектронике. И это все – гости. Причем, замечу, гости именно что погибшие. Ведь изучаем все, что с ними связано. От вскрытия, во время которого исследуется масса параметров, до одежды, украшений, каких-то личных вещей.

– И часто встречаются личные вещи? – В голосе Скрипача мелькнула нехорошая нотка, Ит тут же перехватил его взгляд и беззвучно приказал: не надо. Тот потупился. – Я имею в виду, что мертвым, ясное дело, все равно. Но при этом…

– Личные вещи попадаются очень редко, и по большей части их назначение для нас – загадка. – Федор Васильевич тяжело вздохнул. – Как освободитесь, заходите, покажу вам нашу коллекцию. Мы же эти вещи не присваиваем. Я понимаю ваше негодование, Скрипач, но и вы поймите нас правильно…

– Он все понял, – твердо заявил Ит. – Закроем тему.

Мимо катера тянулись поля, засаженные кукурузой, капустой, морковью… тут и там виднелись рейки оросителей, над которыми висели крошечные искристые радуги. Москва давно уже кончилась, и сейчас катер вышел на последний участок маршрута – он продвигался по реке Пахре, чтобы вскоре свернуть в отводной канал, ведущий к точке тысяча восемнадцать.

– Причем обратите внимание, что мы не делали попыток о чем-то расспрашивать вас, – глухо сказал вдруг Федор Васильевич. – Могли бы. И хотели. Но видели, что делать этого ни в коем случае нельзя… мы ведь не звери, мы тоже люди и понимаем, что в жизни бывают ситуации, в которых расспросы могут…

– Давайте не будем продолжать, – мягко попросил Ит. – Федор Васильевич, поверьте, мы очень постараемся быть вам впоследствии полезными, насколько это возможно. Но вы правы, нам сначала действительно надо разобраться с проблемами… хотя бы с частью проблем. Уже не внутренних, а внешних.

– Каких именно?

– Пока еще не выстроили последовательность, – ответил Скрипач. – Думаем. Поступим следующим образом: сходим в Америку, подумаем, а потом придем к вам. Пойдет?

– Пойдет, – улыбнулся Федор Васильевич. – Только поосторожнее там, в Америке.

– Договорились, – кивнул Ит.

Сначала зашли в больничку. Скрипач с нехорошо сузившимися глазами, Федор Васильевич с каменным лицом, и Ит – вообще без каких бы то ни было внешне проявляющихся эмоций.

Маленькое одноэтажное здание снаружи выглядело еще ничего, но внутри поражало своей убогостью и запущенностью. А уж запахи… Видно было, что Федора Васильевича от «ароматов» передергивает, и это с учетом, что он сам по первому образованию медик, причем, ни много ни мало, патологоанатом.

– Какая гадость, – пробормотал Скрипач. – Они что, тут вообще не моют, что ли? Не завидую гостям – им приходится умирать в ужасных условиях.

– Это капуста, – хмыкнул Ит. – Вернее, щи. Недельной где-то давности.

– И канализация, – подвел итог Федор Васильевич. – Пошли к заведующей. Мы этой поганке месяц назад выделили триста рублей – на случай появления гостя. Теперь предстоит выяснить, был ли гость и где деньги.

Скрипач заржал в кулак. Ит поневоле усмехнулся тоже, но тут же напустил на себя серьезный вид.

– Рыжий, держи себя в руках, – предупредил он. – Я не шучу.

– Да заткнись ты, – отмахнулся Скрипач. – Нашел, кого защищать.

– Ты сам понимаешь, что это бессмысленно. Ну треснешь ты ее, ну походит она неделю с синяком, ну посочувствуют ей коллежанки – и что? Думаешь, она из-за этого синяка со следующим гостем поступит иначе? Да ни в жизни! – Ит остановился, взял Скрипача за локоть. – Вон, спроси Федора Васильевича, он тебе скажет.

– К сожалению, он прав, – с неприязнью подтвердил тот. – Единственное, что они стали делать после скандала с Итом в главной роли, – это не оставлять гостей на площадке, а сразу относить в корпус. Но все остальное как было, так и осталось.

– Что, даже не звонят?

– Нет, конечно. Ни отсюда, ни из других мест. По тысяча сто одной причине. Начиная с неуплаты за телефон, заканчивая столбом, который якобы упал в речку… Так, пришли. Стойте рядом, сделайте строгие лица и молчите, ради всего святого, оба, – попросил Федор Васильевич. – Сейчас поговорим, а потом я вас свожу на точку.

Он без стука распахнул дверь и вошел. Ит и Скрипач, переглянувшись, последовали за ним.

В кабинете, тесном, маленьком, заваленном бумагами, размещался утлый письменный стол, пыльная лиана в деревянной кадке и толстая одышливая тетка в белом халате с мокрыми пятнами под мышками. На шкафу, запертом на замок, стоял пожелтевший приемник, из которого доносилась веселенькая мелодия.

Тетка при их появлении проворно поставила куда-то вниз тарелку, полную макарон, политых томатным соусом, и воззрилась на вошедших густо подведенными глазами.

– Ой, Федор Васильевич, вот радость-то… – сладко завела она, улыбаясь. – Вы проходите, садитесь! Сейчас чем бог послал…

Тут она увидела Скрипача с Итом и разом осеклась, а улыбка мигом превратилась в подобие гипсовой маски.

– Овсянка на соевом молоке, говоришь? – едва слышно произнес Скрипач. – Тебе ее в какое отверстие насовать, сука? Жопа не слипнется?

– Не надо, – предостерегающе сказал Ит еще тише.

– Нет, надо! Еще раз так с кем-нибудь поступишь – сама до конца дней своих в клоническом спазме проваляешься. Узнаю – приеду и убью, поняла? Я тебя спрашиваю, мразь. Поняла?

Тетка только и смогла, что оторопело кивнуть.

– Мы подождем на улице, Федор Васильевич, – как ни в чем не бывало, добавил Скрипач. – Удачи с тремястами рублями.

Выйдя из корпуса, они первые несколько минут просто пытались отдышаться. После вони, которая осталась внутри, воздух на улице показался просто восхитительным.

– Рыжий, не надо было этого делать, – с упреком сказал Ит.

– Надо! Надо, я тебе говорю!.. Ит, ты же… Черт… Я фотографии твои видел, у Васильича. После этой вот «больницы». – Скрипач зажмурился. – Я… я не могу так, понимаешь?! Эта тварь восемь месяцев прекрасным образом жрала макароны и крутила свои дела, а ты в это время подыхал от голода, и…

Ит взял Скрипача за плечи, развернул к себе, заглянул в глаза.

– Все равно не надо, – попросил он. – В мире и так много зла, зачем умножать? Она не поймет ничего. Только обозлится еще больше. Рыжий, такие люди – они не способны понять. Вообще не способны. Априори. Пытаться с ними разговаривать – это… это как объяснять лисе, что кур есть нехорошо.