Иар Эльтеррус - Лучшее место на Земле

– Может, и так, – легко согласился Ит. – Но, знаешь, я все думаю теперь… случайностей и вправду не бывает. Мы очень вовремя оказались тут, рыжий. Согласись. Очень вовремя.

– Остался последний эксперимент на кошках, – серьезно сказал Скрипач.

– Все получится. – Ит вытянулся на кровати, закрыл глаза. – Вот увидишь.

После обхода, на котором, к большому сожалению Ита, давешнего врача не оказалось, приехала Ольшанская. Еще когда она стояла на пороге, оба вдруг поняли – в ней что-то изменилось. Изменилось настолько сильно, что она даже стала выглядеть иначе. Совсем иначе, не так, как когда они уезжали.

– Роберта, вы буквально светитесь. – Ит улыбнулся. – Рассказывайте.

– Ну, во-первых, площадка работает. Именно так, как и предсказал Ири. – Она наконец-то вошла, прикрыла дверь. Поставила рядом с собой на пол сумку. – Мы ее не активировали пока, но она начинает отвечать, даже если просто поднести к ней генератор.

– Как это выглядит? – с интересом спросил Скрипач.

– Она начинает светиться… и звучать. – Ольшанская улыбнулась. – Так красиво…

– А еще? – требовательно спросил Ит.

– А еще… – Роберта замялась. – Я… Ребята, вы только не обижайтесь, хорошо?

– На что? – удивился Скрипач.

– У меня… ну… Гриша приехал. Мой Гриша.

– Да вы что? – несказанно удивился Ит. – Быть того не может.

– Оказывается, может. Бросил эту курву и вернулся. Там, как выяснилось… Он лучше сам расскажет, если захочет. – Роберта посмотрела на них осторожно, недоверчиво. – Вы совсем не расстроились?

– Берта, вы ведь любите этого человека. – Ит встал. – Почему мы должны расстраиваться? Мы рады за вас, очень рады.

– Но ведь…

– Ерунда, – отмахнулся Скрипач. Сел на кровати, поморщился. – Вы, значит, у нас теперь в невестах?

– Ну да. – Она смущенно улыбнулась. – Через три недели расписываемся.

– О, так мы успеем побывать у вас на свадьбе, – оживился Скрипач. – И только посмейте нас не пригласить!

– Не посмею. – Ольшанская засмеялась. – А еще у меня будет двойная фамилия. Ольшанская-Ройе. Хорошо звучит?

– Отлично, – заверил Ит. – Да вообще все отлично. Как же я соскучился по хорошим новостям…

– Я тоже, – кивнул Скрипач. – Слушайте, Берта, а может, вы нам все-таки поможете с отчетами? – жалобно спросил он. – Столько писанины предстоит, что представить себе страшно.

– Конечно, помогу, – заверила она. – Да все помогут. И Томанова попросим, и моих ребят. Так, я тут вам вкусностей всяких привезла, сейчас…

– Еда?! Опять еда?! – Ит плюхнулся на стул. – Берта, я вас умоляю! Тут кормят четыре раза в день, мы скоро в дверь будем вынуждены проходить боком!..

– Ой, да ладно вам, – отмахнулась Ольшанская.

– Ит, не вмешивайся, – приказал Скрипач. – Если ты не будешь есть Бертины фирменные блинчики, то сам дурак.

– Буду, – обреченно ответил Ит. – Все я буду. Можешь не сомневаться.

Выписали Скрипача через две с половиной недели – по его собственной просьбе. Врачи предлагали остаться подольше, но рыжий заверил, что чувствует себя более чем хорошо, тем более что у них важные дела, которые еще несколько дней ждать не могут.

Возвращались сами – Томанов, конечно, предложил за ними заехать, но Скрипач отговорился тем, что после случившегося «Ватерфорды» он больше видеть не может, да и чего, собственно, трудиться, когда тут всей езды – полчаса на речном трамвае.

В Москве начиналась осень. Ближе к вечеру, после выписки, они вдвоем вышли за больничные ворота и потихоньку спустились к пристани. Ит нес сумку с вещами, Скрипач шел налегке. Накрапывал мелкий дождик, брезентовые ветровки вскоре промокли. Речной трамвай немного опоздал. Они расплатились за билеты, прошли на корму, сели под козырек. Оба молчали. Мимо плыла в дождевой дымке Москва – опустевшие по осеннему времени набережные, дома, скверы… навстречу прошла груженная углем баржа – город готовился к зиме.

…Был у этой семьи один, на первый взгляд совсем маленький и незначительный, обычай. Он возник совершенно случайно, непроизвольно, много-много лет назад. Один раз они, еще совсем молодые и неопытные, были отправлены службой в отработку на планету Квинта-28, и так получилось, что из десяти посланных туда одновременно с ними отрядов чудом уцелела только их команда да половина научной группы. Мир, несмотря на все усилия, рухнул в инферно, и единственное, что можно было поделать в этой ситуации, – попробовать унести оттуда ноги, если получится. И они чудом успели выйти через капсулирующуюся Машину Перемещения, разрывающую прежние связи, с предпоследним транспортником, и лишь потом узнали, что транспортник-то оказался последним – через несколько минут после их ухода на Машину Перемещения упала водородная бомба… Вышли и через три прохода по Транспортной сети оказались дома. Ошалевшие, перепуганные, до сих пор до конца не осознавшие случившееся – впрочем, все другие, идущие с ними, были не в лучшем состоянии.

Флаер приземлился у дома, и они, держась друг за друга, побрели к крыльцу. Навстречу вышел Фэб. Вышел медленно, и оба тут же поняли – он все знал. Он, разумеется, следил за происходящим на Квинте и весь месяц, пока они там работали, тихо сходил с ума от мысли, что они скорее всего уже не вернутся. Фэб вышел и встал перед ними. Ит со Скрипачом подошли ближе… А дальше случилось то, что стало впоследствии обычаем, – они трое обнялись, не говоря ни слова, и замерли. И почему-то произошло чудо: вдруг остановилось время. В этом остановившемся времени не существовало ни единого слова, только три сердца, бьющихся синхронно, в унисон, и ощущение полного, абсолютного покоя. Все – кончилось. Все хорошо, и все кончилось…

Потом они так же стояли почти после каждой отработки – не сговариваясь, не обсуждая, зачем это нужно. Нужно – для того, чтобы ощутить, что ты живой и вернулся, наверное. Что ты не один, что жив, что все хорошо. С Орбели-Син было то же самое – если они после работы приезжали к ней, а не к Фэбу, они стояли втроем точно так же. Но это ощущение полного слияния, абсолютного духовного и физического родства было возможно… вот только после такого, пожалуй. Такого, как в этот раз. Когда удалось разминуться с тем, после чего уже никогда не сумеешь ощутить вообще ничего…

Речной трамвай пришвартовался, они перешли по шаткому узкому трапу на пристань. Постояли немного под дождем, глядя, как трамвай уходит в дождевую морось, и медленно пошли к высотке. Поднялись на лифте на свой этаж, потом Ит какое-то время возился с замком, и, наконец, они вошли в квартиру…

И настала вечность.

Краем сознания Ит ловил детали, тут же становившиеся для него бессмертными, – влажная ткань ветровки под ладонью, мокрые волосы, легкое дуновение воздуха из плохо прикрытой форточки, принесшее пряный осенний запах опадающей листвы. Сейчас их осталось лишь двое, но все равно – ощущение окончания, завершения происходящего пришло столь же остро и всеобъемлюще, как всегда. И, как всегда, остались все те же вещи – полный покой, одновременно бьющиеся сердца и остановившееся время…