Андрей Левицкий - Хроники Пустоши (сборник)

– Если они убьют меня за опоздание, сон мне будет ни к чему.

– Никто тебя не убьет, я с тобой пойду и встречусь с этими, которые такие нетерпеливые! – выпалил Белорус. – Со мной тебе нечего бояться.

– Я тоже пойду, – добавил Туран. С тех пор, как сгорела отцовская ферма, он впервые предложил кому-то свою помощь.

– Так почему же ход перекрыт? Ты глянь, какая дура там железная… Ведь раньше не закрывали его, а теперь? И на мостках вроде нет никого. Нет, ты видишь?

– Как я могу видеть, ежели бинокля у тебя? – рассердился Макота. – Дай сюда!

Они сидели на кабине «Панча», свесив ноги на лобовую броню. Было жарко и душно, солнце будто прилипло к зениту и никак не могло сползти оттуда. От гейзеров, бьющих в долине, которая лежала между временным лагерем отряда и Кораблем, поднимался белый пар. Он не помешал бандитам разглядеть, что дыра в огромном ржавом борту – та, к которой с мостков на озере вели аппарели, та самая, через которую несколько дней назад караван Макоты въехал внутрь громады – перекрыта железной плитой.

– Она на колесах, кажись, – сказал атаман.

– Кто? – не понял Дерюжка. – Железяка эта?

– Ага. Это как ворота такие раздвижные… на колесной паре стоит.

– Но зачем они вход-то перекрыли? И почему на озере никого?

Пожав плечами, Макота опустил бинокль и встал.

– А вот подъедем, тогда и узнаем. Захар, что у вас? – громко спросил он.

Сбоку от самохода был расстелен большой брезент, на нем лежали всякие детали из нутра «Панча». Перепачканные машинным маслом Стопор с Захаром вовсю орудовали разводным ключом и масленкой. Неподалеку столпились кочевники, кроме тех, которых Вышиба поставил на близлежащие холмы охранять лагерь, с любопытством перешептываясь и толкая друг друга локтями, наблюдали за бандитами, при этом не забывая подобострастно поглядывать на Макоту. Его людоеды называли не иначе, как Загра-Чу-Рук – насколько атаман понял, в переводе на язык нормальных людей это означало Огненный Демон Ила.

Надо их позже в штаны переодеть, подумал Макота. В штаны да рубахи, да заставить вымыться… Небось сезонами не моются, животные, вон как несет – аж Захар морщится.

Дикари были шумливы, суетливы и вороваты (вчера механик жаловался, что у него прямо из-под носа увели почти полную бутыль самогона), но атаман оставался доволен. Двадцать воинов, владеющих копьями, ножами и духовыми стрелами – это сила хоть в Донной пустыне, хоть в Пустоши. Хотя дело не столько в их боевых качествах, сколько в преданности. Людоеды всерьез считали Макоту демоном в человеческом обличье и без возражений выполняли любые его приказы. Атаман очень это ценил – хороший пример для подчиненных!

Наконец Захар не выдержал, вскочил и заорал на подступавших все ближе к брезенту кочевников, грозя им кулаком. Механик с самого начала людоедов невзлюбил, от их смуглых рож его кривило, от здоровяка Вышибы он шарахался, а когда у него еще и поперли предпоследнюю, по его словам, бутылку, Захар вконец осерчал и теперь кроме как криками с ними не общался, а именовал не иначе, как «смугложопыми» (людоеды, впрочем, приняли это за уважительное обращение – нечто вроде «смелые воины» или «люди пустыни»). Стопор воспринял дикарей равнодушно, а Дерюга побаивался, но хорохорился и пытался командовать, да только его не слушали, так что в конце концов Макоте пришлось сказать молодому, что если тому надо отдать какой-то приказ, так чтоб делал это через Вышибу.

– Чего встали, тра-та-ра-рам?! – разорялся Захар, размахивая кулаками. – Лупалки свои чего вылупили, гниды смугложопые?!!

Ветер колыхал набедренные повязки, сплетенные из травы и разноцветных шнурков, шевелил облезлые перья в волосах. Дикари попятились, весело переговариваясь гортанными голосами, потом из-за «Панча» показался Вышиба с копьем – заточенным арматурным прутом, обмотанным полосками кожи. Вождь что-то приказал кочевникам, и они отошли. Часть их разбрелась по лагерю, другие присели на корточки, достали из соломенных сумок куски вяленого мяса (Макота подозревал, что это волчатина, а не человечина… хотя кто его знает?) и принялись есть.

– Захар! – окликнул атаман, и механик повернулся. – Когда закончите?

– Не скоро! – отрезал тот. – Всю ходовую перебирать – мыслимое дело в таких условиях! Ни эстакады, ни струмента толкового… Да это вообще в мастерской делается!

– А ты здесь делай! – отрезал Дерюжка. – И побыстрее!

Захар сверкнул на молодого глазами и присел рядом со Стопором. А Дерюжка обратился к хозяину:

– Разведать бы нам, прежде чем туда ехать.

Макота задумчиво глядел на Корабль, черно-рыжей пятнистой громадой высящийся над облаком пара впереди. «Панч» с корабля точно не увидят, никто не заинтересуется им и не припрется сюда поглядеть, что это за машина прячется позади гейзеров, так что можно сходить туда, осмотреться. Мало ли, что на Корабле произошло за эти дни? И правда ведь непонятно, с чего это они вход перекрыли. Ну вот Макота и осмотрится, а хлопцы тут пока машину починят.

– Захар, горючего сколько у нас? – спросил он.

Тот, не поднимая головы, махнул рукой:

– Мало. Надо заправляться.

– Так, ну, лады! – атаман начал слезать с кабины. – Схожу туда, а вы пока тут…

– Хозяин! – едва ли не взвизгнул Дерюжка, и Макота схватился за автомат.

– Че?! – заорал он, вскакивая и оглядываясь. Вокруг ничего подозрительного не было.

Молодой, часто моргая, подался к нему и горячо зашептал:

– Ты уходишь?! Нас здесь оставить хочешь?!

– Ну да, – кивнул атаман, все еще не понимая, с чего это помощник так испугался. – Ты ж сам тока что сказал: разведать надо.

– Так я ж не тебя имел в виду!

– А кого? – удивился Макота. – Стопора, что ли, послать? Он дурной, ничего не узнает толком. Или Вышибу? Так его и не пустят туда вообще.

– Меня, меня пошли!

Макота уставился на Дерюжку.

– Э, молодой, че это с тобой? – спросил он наконец. – Чего спужался?

– Да тут же эти… – помощник повел рукой в сторону гомонящих дикарей. Посреди лагеря, сложив руки на груди, стоял их вожак и наблюдал узкими глазами за двумя людьми на крыше самохода. – Они же… Они, ну…

– Что – ну? – Макота начал догадываться.

– Людоеды они! А мы – люди! Съедят нас, ну как ты не понимаешь? Вот как ты уйдешь, так и съедят!

– Да с чего вдруг?.. – начал атаман, и тогда Дерюжка решился на отчаянный шаг: он перебил хозяина.

– Да с того, что они тебя почитают! Ты для них… ну, бог! Они молятся на тебя, за спиной у тебя шепчутся так… эта… подобострастно! – единым духом выпалил он сложное слово. – И каждый вечер на колени бухаются да лбами по илу стучат во главе со старшим своим, это чтобы замолить тебе, значит, чтоб ты посред ночи опять демоническое обличье не напялил и не покрошил их всех. Да ты ж сам видал…