Андрей Левицкий - Альбинос (сборник)

Приникнув к решетке, я глянул вверх. Клубящийся край большой тяжелой тучи необычного лилово-желтого цвета накрыл нас.

Качнувшись, вездеход встал. Раздался трубный рев Власа:

– До эстакады не успеваем! Прячьтесь! Все по кабинам!

Другие машины стали останавливаться. Рыкнув двигателем, круто повернул и стал мотоцикл, водитель полез из седла, пулеметчик остался в коляске. Когда смолк двигатель вездехода, ушей достиг тихий шелест. Выглядывая, я слишком близко придвинулся к решетке, и брызги одной из капель, ударившейся о прут, попали на подбородок.

Я отпрянул. Кожу словно кипятком обожгло. Машинально вскинув руку, чтобы стереть брызги, я лишь в последний момент сдержался и поспешил к кувшину с водой, стоящему на другом конце отсека. Кожу все еще пекло – не то чтобы очень сильно, но ощутимо. Откинув крышку на пружинке, я плеснул воды на ладонь и помыл подбородок.

Жжение прошло. Переведя дух, я вытер лицо рукавом, поставил кувшин и вернулся к окну, из-за которого доносились крики и ругань. Желто-лиловая туча наползала на нас, стрелки с мотоциклистами перебежали в сендеры, дверцы захлопнулись.

Внезапно дождь усилился – тугие струи ударили в землю и в машины. Стало темнее и холоднее. Запахнув рубаху, я на коленях отодвинулся подальше от окна. Земля превратилась в коричневое месиво, куцая трава уже исчезла, растворившись в кислотном растворе, который падал с неба. Хорошо, что желтые тучи, возникающие где-то далеко на юге, в таинственных землях за Донной пустыней, редко проплывают над горой Крым.

Ржавчина, смытая с кузовов машин вместе с грязью, растекалась рыжими полосами, металл становился ярким, блестящим, как хорошо начищенное серебро. Сендеры и мотоциклы окружала дымка разлетающихся брызг, вокруг колес пузырилась земля. Интересно, долго протянут шины? Пока что грубая крепкая резина не растворялась, но если дождь закончится не скоро… Сколько запасок в караване? На всех точно не хватит.

Из мотоциклетной коляски выпрыгнул омеговец в шлеме. Решил, наверное, что укроется от кислоты там, а она просочилась сквозь щели в жалюзи.

Солдат рванулся к ближайшей машине, зачем-то прикрывая голову руками в черных перчатках – должно быть, от страха плохо понимал, что делает. Железному шлему кислота нипочем, а вот черная кожа перчаток начала воском стекать по запястьям. Всем телом налетев на машину, солдат схватился за дверцу, рванул, но не смог открыть. Заколотил по ней кулаками – темные сгустки расплавившейся кожи полетели во все стороны вместе с брызгами. В сендер набилось слишком много людей, его не пускали. Наверное, омеговец смог бы протиснуться, но сидящие внутри не хотели, чтобы он терся о них своей пропитавшейся кислотой одеждой.

У него был один выход – запрыгнуть в багажник и попытаться пролезть в кузов, ведь они были соединены, но вместо этого солдат бросился к другой машине. Вскрикнув, зачем-то стащил с себя шлем. Я увидел совсем молодое лицо с тонкими усиками и большими испуганными глазами.

Проникнуть во вторую машину ему тоже не удалось. Сквозь шелест и клокотание донесся голос Миры – скорее всего, она кричала из кабины, приоткрыв дверцу. Солдат, с головы которого уже сползали клочьями волосы, метнулся туда, и вдруг наперерез ему из пелены дождя выскочил обезумевший от боли песчаный шакал. Кожа со спины слезала пластами, обнажая розовые мышцы. На бегу омеговец выхватил из кобуры маузер, выстрелил ему в морду. Шакал с воем прыгнул, человек и зверь упали в лужу возле кабины. Солдат закричал, пес вцепился ему в бок. Приподнявшись, омеговец на коленях пополз к вездеходу, зажмурившись и слепо шаря перед собой. Влага текла по лицу, оставляя красные дорожки, кожаная куртка растворялась на плечах и груди. Шакал висел, вцепившись зубами в плоть, полосуя когтями ребра, задние лапы волочились по кислоте, дергались, взбивая пену и пузыри.

Сквозь клокотание грохнул выстрел. Солдат качнулся назад, широко раскинув руки, попытался выпрямиться и рухнул лицом в лужу. Шакал вскочил на его спину, но прозвучал второй выстрел, и зверь тоже свалился в кислоту, выгнулся и затих. Омеговец лежал неподвижно, мне показалось, что над спиной его поднимается легкий дымок, хотя скорее всего это была игра воображения.

Донесся приглушенный голос Власа, ему ответила Мира. Хлопнула дверь кабины, и все стихло.

И тут же, словно дождавшись окончания этой сцены, дождь почти прошел. Крупные капли, колотившие по машинам и земле, сменились легкой моросью, стук, шипение и клокотание – тихим шелестом.

– Алви? – прозвучало рядом.

Вскочив, я бросился к перегораживающей кузов решетке.

Орест сидел под стеной, закутавшись в покрывало, и дрожащей рукой пытался подтянуть к себе оставленную сержантом фляжку с вином.

– Долго я был без сознания? – прошептал он.

– Почти сутки, – сказал я.

– Где мы? Вездеход?

Я кивнул, присев под решеткой, взялся за прутья.

– Едем к склону Крыма. Они сказали, что убьют нас обоих, если я не назову место, где лежит машина.

– Но ты…

– Но я ответил, что они убьют нас после того, как я назову его.

Старик слабо кивнул.

– А Марк с Мирой сказали, что ты соврешь, если они отпустят меня… И теперь мы едем туда все вместе. У вас дружная любящая семья, Алви.

Он наконец подтянул флягу, с трудом поднял ее и попытался открыть. Я не мог смотреть на него без жалости. Когда я после всех этих лет опять пришел в Херсон-Град, Орест почти не изменился. Конечно, морщин стало больше, волосы поредели и длинный крючковатый нос заострился… но он выглядел просто пожилым мужчиной. А теперь это был именно старик, дряхлый, дрожащий – вот что сделали с ним Болеслав, Марк и Мира всего за несколько дней.

– Палач мертв, – сказал я, когда Орест, справившись наконец с колпачком фляги, сделал несколько глотков. – Я убил его в той комнате, где меня пытали.

Он кивнул, и я продолжал:

– Скоро вечер, мы отъехали далеко от города, но до склона тоже еще далеко. Пошел кислотный дождь, и теперь им придется разбираться с шинами, а на мотоциклах могло пожечь управление. К склону попадем только завтра вечером.

– А гетманы? – спросил он, откладывая флягу.

– Окружают Херсон-Град.

– И Марк надеется справиться с ними при помощи твоей машины?

– Да. Хотя не пойму как – ведь Дэу они не схватили.

– Значит, надеются сами разобраться в ней.

– А это возможно, Орест?

Поразмыслив, он ответил:

– Да, пожалуй. Хотя теперь, когда у них нет Болеслава…

– Есть еще кое-что. – Я похлопал себя по груди. – Не могу понять, что это за штука…

Я коротко рассказал ему про свою находку в грузовике, торчащем из склона недалеко от Редута.

Впервые живость появилась в глазах моего учителя, он поднял голову и переспросил: