Анна Калинкина - Царство крыс

Вскоре они увидели на берегу Костю. Рядом замер белый таракан Грегор. Он что-то неотрывно высматривал в реке. Вдруг таракан сделал неуловимое движение передними лапами, и в них забилась головастая пучеглазая рыба, разевая зубастую пасть. Грегор ловко держал ее, избегая острых зубов, и через минуту-другую рыба затихла. Тогда насекомое-переросток положило добычу к ногам Константина, и тот ловко кинул ее в мешок, где уже находилось несколько других. А таракан снова застыл над водой.

Некоторое время они смотрели, как Грегор охотится.

Потом Костя решил, что на сегодня достаточно, и одну из рыб отдал таракану. Тот взял ее передними лапками, церемонно поднес к голове и принялся деликатно жевать, шевеля усами. Игоря замутило, но все остальные восприняли зрелище совершенно нормально. Особенно Женя — она глядела на таракана чуть ли не с восторгом.

Затем Костя положил пойманную рыбу отмачиваться в помятом ведре и пригласил их поужинать. Развел костер прямо на берегу реки, вскипятил чай. Он не спрашивал ни о чем — путешественники сами рассказали ему, как погиб Васька. Костя долго молчал.

— Значит, туда лучше не ходить, — подытожил он. — А вы-то что собираетесь теперь делать? Хотите — живите здесь, места полно. Тут, правда, тоже разные люди ходят. Настоящих бандитов вроде нет, для них тут поживы мало, но уродов хватает.

— А если в ту сторону пойти, куда можно выйти? — спросил Игорь. Он все же не терял надежды вернуться к людям. Не видел смысла оставаться здесь, с бродягами.

— Вверх по течению? — переспросил Костя. — Упретесь прямиком в Лизкин пруд.

— Это где ж такой? — заинтересовался Профессор.

— Тут неподалеку наверху парк, а там и пруд.

— Екатерининский парк, — догадался Профессор. — Рядом с Суворовской площадью.

— Ну, типа того, — согласился нелюдим.

— Но я не понял, почему пруд так называется? — удивился Профессор. — Вроде в прежние времена у него вообще названия не было. Считалось, что это часть притока Неглинки, которая видна на поверхности.

— Да просто в том пруду Лизка-утопленница живет, — невозмутимо ответил Костя. Марина с Женей сразу уставились на него во все глаза, а Игорь удивился — вроде мужик с первого взгляда производил впечатление вменяемого. Впрочем, поживи тут с тараканом, начнешь еще и не то сочинять. Совсем как Марина…

— Интересно-интересно, — протянул Профессор. Покопавшись в рюкзаке, он выудил клочок бумаги, огрызок карандаша и попросил: — А можно поподробнее.

И Константин охотно принялся рассказывать:

— Лизка-то еще в прежние времена, задолго до Катастрофы утопилась. Говорят — от несчастной любви.

— Бедная, — машинально сказал Игорь. Впрочем, скорее из вежливости. На самом деле ему вовсе не жаль было неизвестную Лизку. Мало ли людей погибло во время Катастрофы, так их имен никто не знает. А эту не только помнят люди — она себе еще и персональный пруд захапала. И за какие заслуги, спрашивается, — за то, что хватило ума утопиться? Вот так всегда — одним почему-то все, а другим ничего…

— Что, прямо в этом пруду? — спросил Профессор.

— Да нет, утопилась она в другом пруду. А живет здесь — видно, нравится ей тут. Им, мертвым, перебраться из одного места в другое — не проблема.

— А с чего вы взяли, что именно она здесь живет? — удивился Профессор.

— Так видели ее люди. Лицо все белое, глаза закрыты, маячит на глубине, руки к тебе тянет. Может, кое-кого и утащила уже к себе. Не всем, конечно, она показывается. Но, говорят, увидеть ее — очень нехорошая примета. В общем, лучше немного не доходя пруда на поверхность подняться. Там будет парк, с одной стороны — метро Достоевская, с другой — спорткомплекс Олимпийский. А за тем спорткомплексом — метро Проспект Мира.

— А что с Достоевской? Говорят, она разрушена? — поинтересовался Профессор.

— Разное люди болтают, — неохотно ответил Костя. — Одни тут проходили, сказали — не так уж сильно она разрушена, но жить там страшно. Там как на станцию по лестнице спускаешься, на одной стене черный человек нарисован, на другой — девушка в белом. И вот, говорят, раз в год выходит тот черный человек из стены, и девушка ему навстречу. И непременно в эту ночь кто-нибудь умрет. Оттого и не живут там люди — боятся.

— А на Проспекте Мира? — спросил Игорь.

— На Проспекте Мира живут, говорят, — отозвался Костя. — И на кольцевой, и на радиальной. Да только туда надо мимо Олимпийского комплекса добираться, а там на крыше вичухи гнездо свили. Да и через сам комплекс идти тоже непросто.

— Там раньше книжный рынок был, — мечтательно протянул Профессор. — Может, книги еще остались…

Нелюдим как-то странно поглядел на него.

— Ничего не могу сказать, — произнес он, помолчав. — Одно только: нельзя оттуда ничего брать. Ну, вроде как с кладбища — примета плохая. А если уж очень хочется, надо что-то там оставить взамен — иначе плохо будет.

— Да что там такое? — спросил Профессор.

Костя неопределенно махнул рукой:

— Разное люди болтают, даже повторять не хочу. Будто там торговцы сидели, которые книжки продают. И говорят, когда все началось, в метро почти никто из них не побежал, хотя поблизости оно было. Одни, видно, не поверили, что так серьезно все, другие вовремя не спохватились, а третьи все поняли, но не захотели книжки свои бросать. И болтают люди, что большинство этих торговцев умерли, конечно, но некоторые как бы не совсем.

— Как это — не совсем? — не понял Игорь. У Марины заблестели глаза.

— Не хочу я об этом говорить, — пробормотал Костя. — Вроде они там так до сих пор книжки свои и стерегут. Правда или нет, не знаю, сам я туда не совался. Но в общем, я вас предупредил.

— А здесь водятся привидения? — жадно спросила Марина.

Костя отнесся к ее вопросу абсолютно серьезно.

— Вот это, — он обвел рукой широкий коридор, — новый коллектор. Местные говорили, его не так давно построили, ближе к концу прошлого века. А трупы-то в старый скидывали, в основном, — он ткнул рукой себе за спину, в направлении сводчатого хода, выложенного красным кирпичом, где, как понял Игорь, Константин и оборудовал себе жилье. — Хотя, кто его знает? И в новый, может, мертвецов сбрасывали, но не в таком количестве. А там дальше, в старом, и правда беспокойно — стоны слышатся и звуки всякие. Иногда, знаете, как будто кто-то скребется в стену изнутри — с той стороны. Раньше-то, с непривычки, жутко было, а теперь привык. Кажется мне, живых тут стоит опасаться больше, чем мертвых.

Игорь вспомнил странные звуки в подземном коридоре, в который они забрались сначала, и ему стало не по себе.

— Ну, думаю, у нас посерьезнее есть проблема — еда кончается, — сказал он с напускной бодростью, чтобы показать, что его не волнуют все эти байки.